Девять возвращений [Повести и рассказы]

Обхватив руками колени, мать смотрела на шпиль костела. Слушала, как звенит сигнатурка — самый маленький колокол в костеле, — созывает к обедне. Молчала, похудевшая и бледная. Неизвестно было, о чем думала.

Иренка ждала Антона. Она знала, что Антон не успокоится, пока не отыщет профессора и не привезет.

И Антон привез.

5

Отец умер утром в пятницу.

В доме появились Клитинья, пани Лапуцкая, Варакса и еще какие-то старухи в черных платках-запасках.

Прислужники ксендза принесли большой деревянный крест. Его прислонили к вешалке в коридоре. Распятие, натертое фосфором, вспыхнуло холодным светом. Такие кресты с фосфорными распятиями стояли на могилах, на кладбище вокруг костела.

Иренка, когда увидела крест, схватила мать за руку:

— Не надо, чтобы церковь, мама.

Мать ничего не ответила. Она опять была чужой, недомашней, нелюбимой.

Днем мать ушла в костел на исповедь. За Иренкой поручила смотреть Клитинье.

Но Иренка тоже ушла из дома. Убежала на поляну, на аэродром. Она упала головой в траву и заплакала. Недавно здесь плакала мать, тоже головой в траве. Они были тогда вместе, Иренка и мать. И отец был живой, Иренка могла взять его ладонь, тяжелую и теплую, и тихо что-нибудь говорить, ласковое, ободряющее.

И отец мог тихо отвечать, даже улыбаться, хотя ему было это совсем нелегко.

А теперь отца нет. Он умер. А мать стоит в костеле на коленях, исповедывается ксендзу Явиду, кается, что забыла церковь и бога.

Ксендз Явид слушает, приложив к уху ленту.

А потом ксендз Явид и его прислужники придут в дом в длинных сутанах, перевязанных в поясе. Запоют молитвы и понесут гроб отца на кладбище. Впереди будут держать крест с фосфорным распятием.

На кресте напишут имя отца, год рождения и год смерти. Имя матери, год рождения, а для года смерти оставят пустое место. Имя Иренки, год рождения и пустое место для года смерти.

Пустые места будут оставлены и перед крестом на кладбище для нее и для матери.

Церковники сделают все то, что ненавидел отец, что ненавидит и не понимает Иренка. Но такова воля матери.

В костеле зазвонили колокола, дробно и неровно. Их раскачивал, дергал за веревки сторож Казыро.

Иренка, не поднимая головы, лежала в траве. Плакала и никак не могла выплакаться.

В дом приходили пильщики, друзья отца. Приходили и ее друзья из школы.

С ними со всеми было хорошо и легче, чем с матерью.

Но Иренка ждала Антона. Антон сегодня не прилетит. Но завтра он прилетит обязательно.

КРАСНЫЕ КАШТАНЫ

1

Никита Денисович был художник, иллюстрировал книги для ребят.

Рисовал щербатых мальчишек с побитыми локтями и коленями, в пестрых рубашках, в поцарапанных башмаках. Веснушчатых девчонок, точно забрызганных весенним солнцем, с узелками волос на макушке, ловких и пронырливых, как ящерицы.

Но больше всего любил рисовать море. Рисовал его к летним, спокойным, когда в нем отражались бакланы и белые тучи, а по вечерам лежал тихий лунный свет, и осенним, шумным, когда волны разбивали лунный свет, облаком вскидывались над утесами.

Детство Никита Денисович провел на юге, у моря. Скитался по отмелям и лагунам в поисках раковин морских фиников, морских ушек, помогал рыбакам обшивать кромки парусов ликтросом, наметывал накидными сетями скачущую султанку, красил баркасы и шаланды. Тогда и познакомился с красками.

Прошло детство, прошла юность. Потом уехал далеко от моря, окончил художественное училище и занялся работой в детском издательстве. Но море любил по-прежнему. Часто бывал на юге, в особенности после Отечественной войны.

Только никогда не посещал город с высокой башней маяка и древней генуэзской крепостью. Путешествовал везде, а этот город, если шел пешком, — обходил стороной, если ехал на машине, — объезжал, если плыл на пароходе, — проплывал мимо.

Были причины — давние, когда был еще молод. В том городе жила девушка Оля, смуглая и подвижная. Волосы подвязывала лентой от бескозырки. Бегала летом в расклешенной юбке из флотского сукна и в тонкой маркизетовой кофточке. Осенью — в старом бушлате с медными пуговицами.

Много лет был с нею знаком Никита Денисович, много лет они были друзьями.

Никита Денисович любил Олю, и одно время ему показалось, что Оля его тоже любит.

Но однажды в город приплыл миноносец и встал на ремонт. Это был юркий, маленький миноносец, за что на Черноморье его в шутку называли «Салажонок». На миноносце служил лейтенант Платонов. Он познакомился с Олей.

В скуластом, обветренном лице Платонова, в поджарой сильной фигуре были отвага и лихость, свойственные молодости. Но ощущалась в нем — в его глазах, в том, как при разговоре с Олей неожиданно краснел, — мягкость, доброта и даже застенчивость.

Он часто дарил Оле цветы, стыдливо завернутые с «головой» в бумагу. Присылал местные телеграммы. Почтальон поднимал Олю с постели рано поутру стуком в дверь:

— Вам молния! Распишитесь!

Оля, испуганная, придерживая на груди домашнее платье, расписывалась в получении телеграммы и распечатывала ее тут же, на пороге: «С добрым утром. Солнце взошло — пора вставать».