— Конечно, — ответила Вера Николаевна, как будто они расстались недавно. Хотя не встречались с тех пор, как все вместе — Тая, Гриша и она — стояли на площади Свердлова на том месте, где когда-то складывали сбитые немецкие самолеты.
Гриша был в старой, без погон шинели и в старых кирзовых сапогах. У ног лежал вещевой мешок.
Никакого разговора тогда не произошло. Вера Николаевна и так все поняла. Она повернулась и пошла. И Гриша даже не окликнул ее, не задержал, не остановил! Он уже не вправе был этого сделать…
Таисия Андреевна вошла в кабинет к Вере Николаевне, села в кресло.
На столе у Веры Николаевны, как всегда, лежали конспекты, дневник школы, который Вера Николаевна взяла из учительской, чтобы просмотреть записи, лежали схемы по внешкольной работе, свежая почта.
Таисия Андреевна сказала:
— Приятно быть учительницей.
— Да, — кивнула Вера Николаевна.
— Это все заново.
— Да. Все заново.
О ком начнет Тая говорить? О себе? О Грише? О Юре?
Вера Николаевна уже позаботилась о Юре. Даже не она, а бывший девятый «А». Друзья ее и Григория. Они помогут Юре и Григорию. Не столько Григорию, сколько Юре, потому что понять отца — это не значит приехать к нему и, может быть, остаться с ним. Это значит — понять его жизнь, трудную и несложившуюся. Понять и свою мать. Их обоих.
У Таисии Андреевны жизнь тоже не сложилась. Она тоже несчастная женщина, если сидит здесь, у Веры Николаевны. Если она пришла к ней.
У каждого свои представления о прошлом. Своя память. У каждого прошлое уже зависит от его настоящего. А если не зависит и он ближе всех к прошлому, то неизвестно, счастлив ли он от того или наоборот — несчастлив, потому что не ушел оттуда, откуда другие уже ушли. А может быть, все-таки счастлив, как был счастлив в своем девятом «А»!..
18
Лена заметила, что дед участвует в каком-то заговоре с Витей и его малышами. «Царь» приходил два раза, и Маша с Ванечкой. Дверь им открыла Лена. Ребята смущались и говорили, что они к деду.
— Проходите.
— Нет. Пусть он выйдет на площадку. Сюда.
— Не выдумывайте! — сердилась Лена.
Но дед, заслышав голоса ребят, сам спешил к ним. И потом они стояли на лестничной площадке и о чем-то разговаривали.
— Ты что, дед? — спрашивала Лена, когда ребята уходили.
— Шефство надо мной.
— Странное какое-то шефство.
— Ничего странного. Ты занята, а они свободны и приходят. Газеты, журналы покупают.
Дед совсем недавно рассматривал журнал. Иностранный. Лена заметила: журнал мод. Лена была поражена — зачем он оказался у деда?..
В школе Лена спросила у Майи, где ее журнал, тот самый, который она обещала показать?
— Кто-то взял, когда приходили музыку переписывать.
Лена промолчала. Явно этот журнал она видела у деда, потому что в нем были те самые пуловеры и платья, о которых рассказывала Майя.
— Ты не волнуйся, — сказала Майя. — И без журнала все помню. Скоро начнем шить. Ты, я, Жирафчик, Варя. Все вместе. С закройщицей уже договорилась.
— Я не волнуюсь.
А потом начались и еще странности — пропала из дома материя, которую дед подарил ей на платье.
— Ты что ищешь? — спросил он Лену.
— Материю. Где она?
— У меня ее попросили… — замялся дед. — На время. Скоро отдадут.
— Что все-таки происходит?
— Ничего.
— Как ничего? А ну-ка, признавайся!
— Это взял… «царь»…
— «Царь»? — Лена была совсем поражена. — Зачем, дедушка?
— Сбор у них какой-то, и он взял.
— На вторсырье, что ли? — засмеялась Лена.
Конечно, это был заговор. И Лена в этом больше не сомневалась.
Любовь Егоровна жаловалась, что она погибает теперь от телефонных звонков. В школу звонили из училища военных дирижеров, из театра, из цветочного магазина, пошивочного ателье, столов заказов и бюро доставок. Требовали к телефону Нину, Витю, Артема, Мишу Воркутинского, Майю… Срочно, немедленно! Вот и изволь отыскивать каждого на перемене.
Витя прикомандировал к Любови Егоровне своих малышей из группы продленного дня. И они бегали по школе — фельдъегери. «Натянутых троечников» Вера Николаевна все-таки запретила создать.
Даже Романушкина требовали часто к телефону. Он доставал для бала огромную доску: Артем придумал подвесить большие качели, бал ведь будет в физкультурном зале. И после танцев можно будет покачаться на качелях. Зав. культмассовой работой, конечный авторитет…
Стеша Ивановна, кроме десяти метров баранок на веревочке, купила апельсины и конфеты.
Деньги выделил родительский комитет. Сережа Ваганов сходил в банк и получил.
Чем ближе бал, тем Лене становилось грустнее. Она не поддавалась грусти, а становилось грустнее, и все. Юра по-прежнему далеко, где-то там, где рождаются айсберги. И писем от него нет. И вообще никаких сообщений. Письмо Григорию Петровичу Лена так и не послала. Откладывала со дня на день, со дня на день. И правильно, наверное, все-таки сделала. Юра теперь сам поехал к отцу.