Девять врат. Таинства хасидов

Однажды зимним вечером он, прихрамывая, шел из молельни домой. Шел один — идти было недалеко. Но на сей раз святой Диврей Хаим был настолько погружен в свои мысли, что заблудился и неожиданно очутился на маленькой темной улочке, на которой еще никогда не был. Уж не иначе как Сам милостивый Бог постарался его туда завести. Идет святой Диврей Хаим вдоль улочки и вдруг слышит, как в одной лачуге какой-то прилежный ученик учит слово Божие. Святой Диврей Хаим остановился и прислушался. До его слуха доносился чистый, невинный голосок. У самого ангела голос не бывает прекрасней. Голос притягивал, как магнит. И святой Диврей Хаим подошел к лачуге, прижал к ее дверям свое святое ухо, дабы не пропустить ни единого звука, и весь обратился в слух.

Нет, не скажу точно, о чем таком интересном читал нараспев наш милый ученик. То ли о тех двоих, что нашли отрез сукна, и каждый из них твердил судье, будто находка принадлежит ему; или о той капле молока, которая упала в горшок с мясом; или, быть может, о том, как сыновья раббана Гамлиэля[38] вернулись под утро домой после ночной попойки и спросили отца, есть ли еще время совершить ночную молитву; или, как царь Соломон приказал заковать в кандалы князя духов, чтобы тот помогал ему при строительстве Иерусалимского Храма? Многому, очень многому мы можем научиться в Талмуде. Но по сути, все равно, что учит ученик. Главное, как он учит! Если по-настоящему и от всего сердца, значит, он служит добродетельному Создателю своему. И это познается именно в той манере, в какой исполняет он свою мелодию. Стоит святой Диврей Хаим, стоит и слушает распев наисладчайший. Он так захвачен им, что ничего другого и не замечает. И прохожие не замечают фигуру, прижавшуюся во тьме к дверям лачуги. Кто знает, может, прижимаются там друг к другу какие-нибудь грешные влюбленные? А каково набожному глазу на такие вещи смотреть? И вот, никем не потревоженный, святой Диврей Хаим стоит, прижимает ухо к дверям и слушает.

А дома уже стали беспокоиться. Где сегодня так надолго задержался святой Диврей Хаим? Ведь он всегда возвращается из молельни сразу домой?

Нашли его только под утро. Он по-прежнему стоял, прижимаясь к двери лачужки, и слушал — ученик не переставал заниматься. Домашние пытались оттащить святого от двери, да убедились — не тут-то было! А все потому, что его святая борода примерзла к дверной ручке. Люди принесли теплой воды и высвободили святого. «Поверьте мне, — извинился святой Диврей Хаим, — даже если бы в эту ночь отворили передо мной врата Рая и сказали бы мне: „Входи!“ — я бы отказался. По мне лучше было бы остаться здесь и только слушать и слушать!»

Святой Диврей Хаим!

А ученика того звали Яакев-Ицхек, и был он из Зидачойва.

Мы, хасиды, никогда не говорим Ани маамин — еврейское кредо, сформулированное святым Маймонидом в тринадцати принципах веры. И не говорим не потому, что не веруем. Сохрани Бог! Мы веруем так же, как и другие, если не больше. Но тем не менее мы не произносим этого кредо, хотя его можно увидеть в любой молитвенной книге. Бог и сам знает, почему мы не говорим его. Хотя святой Диврей Хаим однажды попытался это сделать. Он начал: Ани маамин беэмино шлеймо, я верую в твердой вере… Но тут же оборвал себя и сказал: «Хаим, ты лжец! Если бы ты и вправду веровал в единого Бога, мог бы ты, Хаим, грешить? Хоть на один миг! Хотя бы только в мыслях?.. Если бы ты действительно веровал?»

Но минутой позже он начал снова: «Я верую в твердой вере…»

И снова оборвал сам себя: «Хаим, ты опять лжешь!»

И так продолжалось некоторое время.

Наконец он отступился. И уже больше никогда не пытался повторять тринадцать принципов веры святого Маймонида.

Из МУДРОСТИ ПРОВИДЦА

Мне милее мошенник, который признается в том, что он мошенник, нежели святой, который убежден в своей святости. Мошенник, который признается в правде, проживает свои сны в Правде. А Правда есть Бог. Стало быть, и этот преступник живет в Боге. Напротив того, каждый, кто думает о себе, что он истинный святой, живет во лжи, а ложь ненавистна Богу. Иными словами, правда такова, что на этом свете нет человека совершенного.

Всякая материя одушевлена. Когда мы поглощаем и перевариваем пищу, в нас проникают души, воплощенные в пище, и сливаются с душой нашей. Посредством молитвы, учения и добрых поступков мы возвышаем эти души до высших ступеней совершенства. Но если человек, укрепив свои силы едой и питьем, злоупотребляет ими, совершая грех и оскорбляя Создателя своими поступками и мыслями, то он не только возвышает души, которые вошли в него, а по его вине они тоже вынуждены грешить и падать вместе с ним.