Некоторое время спустя я отправился спать, но лунный свет, лившийся в комнату через открытые французские окна, падал прямо на черную фигуру кошки; и я лежал и рассматривал совершенно невероятное создание, смотрящее мимо меня на стену. По моим подсчетам, ее возраст был более трех тысяч лет, и я пытался представить себе тех удивительных людей, которые в те далекие времена придумали этот любопытный гроб для кошки, бывшей для них наполовину домашней любимицей, наполовину домашним богом. Ветка дерева за окнами качалась от легкого ветерка, и тени от нее плясали по кошачьей морде, отчего казалось, что ее желтые глаза то открываются, то закрываются, а рот кривится в усмешке. Один раз, когда я уже совсем засыпал, мог поклясться, что она повернула голову и посмотрела на меня; и я мог различить, как при этом на черной морде кошки усилилось рассерженное выражение, вызванное гневом. Издали я слышал пронзительные крики дворецкого, пытавшегося отогнать якобы окруживших его кошек, и мне показалось, что в глазах кошки зажигались искры, когда из коридора доносился отзвук этих криков.
Наконец, я уснул, и примерно час все было тихо. Затем вдруг в комнате раздался звук, подобный выстрелу. Я вскочил, и тут большая серая кошка то ли соскочила, то ли вспрыгнула на мою кровать, задев мои колени и царапнув меня по руке. Затем она выбежала через окно в сад. В то же мгновение я увидел в свете луны, как две половинки деревянной фигуры раскрылись и упали на пол, как две гигантские створки пустой раковины. Между ними сидела мумифицированная кошка. Бинты, обернутые вокруг ее шеи, размотались, как будто их разорвали изнутри.
Я спрыгнул с кровати и быстро осмотрел раскрывшиеся половинки фигуры и решил, что это влажность воздуха здесь, на берегах Нила, пропитала древесину, так долго пролежавшую в сухом песке, и привела к тому, что половинки раскрылись с громким треском, от которого я и проснулся. Затем, подойдя к окну, я осмотрел залитый лунным светом сад. И там посреди тропинки я увидел, нет, не серую кошку, оцарапавшую меня, а мою собственную полосатую кошку, стоящую с выгнутой спиной и вздыбленной шерстью и смотрящую в кусты так, словно она увидела перед собой с десяток кошачьих дьяволов, скрывшихся там.
Я предоставлю читателю решать, была ли серая кошка злым духом, который, после того как устроил так, что я сломал себе обе голени, а мой дворецкий был ужален скорпионом, выскочил из бинтов и деревянной оболочки и убежал в темноту ночи; или что разрыв бальзамических бинтов был вызван естественным разрушительным воздействием времени, а серая кошка была всего лишь ночной бродяжкой, забравшейся в мою комнату и испуганной легко объяснимым фактом раскрытия деревянных створок древнеегипетской фигурки. Совпадение — это фактор в жизни, который не всегда принимается во внимание, а события, о которых я рассказал, можно объяснить совершенно естественными причинами, если будет на то наше желание».
И с такими успокаивающими размышлениями мы перейдем к нашему следующему случаю. Т.Г. Кернер из Вернсберга, «литератор, имеющий в Германии некоторую известность», повинен в появлении следующей сверхъестественной истории на страницах эдинбургского «Оккультного ревю». Снова я должен извиниться за вольность, с которой берусь процитировать его доклад.
Господин Кернер пишет:
«Однажды граф Александр Вюртембергский прислал моему отцу картину в простой черной рамке. Это был портрет дикой кошки в натуральную величину, нарисованный черным углем на голубоватой бумаге. Такой же голубоватый оттенок был заметен в глазах кошки, само животное было темного цвета. Самым примечательным в картине было то, что чем дольше вы всматривались в нее, тем более живой казалась кошка. В ее глазах появлялось злобное, мрачное выражение, заставлявшее вас почувствовать себя неуютно. Даже сейчас, по прошествии нескольких лет, не могу забыть этого взгляда. Картину сопровождало следующее письмо: «Мой дорогой Джастин, Посылаю тебе эту картину. Она так хорошо сделана, что мне не хочется ее сжигать; тем не менее я не могу больше держать ее у себя, так как это сводит меня с ума. Я увидел ее однажды на стене в комнате служащего у меня лесничего. Дела его, казалось, шли превосходно, и он был счастливо женат, но два месяца назад