Девятая квартира в антресолях II

– Благодарю Вас, но тем не менее. Я устала от ежедневных попреков, хотя, что же я могла, подумайте? Разве от меня что-то зависело? Он сам отгонял от меня поклонников, с каждым годом их становилось меньше, а папенька все боялся прогадать. Когда он стал подшучивать надо мной при своем давнишнем приятеле, который был вхож в наш дом, сколько я себя помню, то, оставшись с отцом наедине, я, один единственный раз, посмела противиться ему. Попросила не компрометировать меня перед его друзьями. Тогда он накричал на меня, и сказал, что не может быть никакой компрометации перед будущим супругом. И, что другой партии, мне все равно уже не сыскать, что дела у них с Мамочкиным общие, а объединение капиталов упрочит их положение. И, чтоб я вела себя с тем проще. Через полгода состоялось венчание.

– И Вы из одной клетки попали в другую, милая Варвара Михайловна? – спросил капитан.

– Не совсем так, Константин Викторович. Первое время нашей совместной жизни с мужем показалось мне намного радужней, чем заточение в отцовском доме. Мы много ездили, я побывала в столице, супруг не препятствовал моим склонностям. Когда мы переезжали в новый дом, я самонадеянно попросила у него разрешения самостоятельно расписать одну стену в небольшом коридоре. Я была тогда под сильным впечатлением от Рафаэлевых лоджий. Муж позволил, заказал краски и другие необходимые принадлежности. Неделю я была счастлива. Результатом моих усилий стал лазоревый цветок, который казался мне тогда вершиной совершенства, – она замолчала.

– И что с ним случилось потом? – Сергей поддерживал разговор, а сам наслаждался покоем и ветром.

– Потом муж сказал, что даже Рафаэль не мог бы себе позволить работать в таких темпах, отчего, видимо, и привлекал к работам учеников. Он нанял декоратора и тот расписал все пространство целиком за те же семь дней.

– Ваш цветок закрасили? – спросил капитан.

– Нет! – в голосе Варвары послышалась затаенная обида. – Муж запретил ему. Но новая роспись была настолько иного стиля, с четкими контурами, тяжеловесная и агрессивная, что отдавая должное всей ее читаемости общего рисунка и насыщенности колорита, мой цветок казался мне ею «задушенным» и каким-то жалким. Я старалась реже ходить по этому коридору, потому что не могла дать ему воздуха. На этом мои занятия искусствами благополучно закончились, господа! Приветствую Вас, Ваше благородие, – она кивнула подошедшему Корндорфу. – Присаживайтесь, скоро будут подавать.

– Простите, я, кажется, прервал вашу беседу, дорогая хозяйка? – расшаркался барон. – Вы говорили об искусстве?

– Нет-нет, все в порядке. Мы как раз заканчивали.

– А что, капитан, – обратился тогда барон к Константину Викторовичу, – прибудем ли мы в порт назначения с опозданием или Бог и в межень милует?

– Надеемся, что милует, Ваше благородие. Хотя дождик не помешал бы уже,– капитан посмотрел в абсолютно чистое небо, на котором не было ни облачка. – А вот как наши соратники из Твери доберутся? Как думаете, Варвара Михайловна, успеют они в срок?

– Может быть, решат берегом ехать? Уж, как договорено было – вечером сход, после ужин и обратно, не так ли? Я намеревалась завтра к вечеру вернуться домой.

– А если переговоры затянутся? Я ж рейсовый подневольный, Варвара Михайловна. Вы уж тогда замолвите словечко, чтобы мой вопрос в первую очередь разобрали, прошу Вас.

– Да что Вы, Константин Викторович, и я с Вами обратно! Никак иначе. Что там обсуждать да канителиться? За два часика все и обговорим. Вообще не понимаю, зачем надо было это сборище устраивать?

– Кхе-кхе, – кашлянул капитан, – вот и остальные гости пожаловали. Обсудим это позже, дорогая хозяюшка.

К столу подходили давешний издатель и супружеская пара, путешествующая первым классом. Все были в сборе, и капитан кивнул ожидающему в сторонке стюарду – подавать.

***

Нина не поддалась на уговоры и ушла сразу же, как только Лиза нашла в себе силы выйти к близким. Князь ждал ее на улице и, бросив лишь один взгляд на лицо дочери, расплылся в улыбке.

– «Не так страшен черт, как его картинки!», такова, кажется, русская поговорка? Все благополучно?

– Нет, не все, папа, но там все поправимо. Обошлось. И все равно очень больно откликается. Только не говори лишнего отцу Лизы, он очень плох, у него сердце не выдержало. Эх, если б вчера все прояснилось!

– Я очень уважаю Андрея Григорьевича, но… – Отец Нины велел кучеру трогать. – Я потому туда не пошел, дочь, чтоб ничего не знать! И ничего не сказать! Не понимаю, как это можно заболеть от боли? От боли можно только мстить! А уж потом…

– Папа, папа! Кому мстить? Я же сказала, что все обошлось!

– Не знаю, как у русских все это просто – обошлось. Да если б, не дай Бог, моя дочь! Если б с тобой что такое, Нина! Хоть одна слезинка! Да я б нашел виноватого, если б его даже в природе не существовало!

– Да какое «такое», папа? Говорю же, там не было ничего дурного, просто ей стыдно было перед отцом, что без спроса уехала так далеко, а потом ей солнцем голову напекло, так еще и плохо стало. Это со всяким может статься.