Девятая могила

Наконец привезли Оссиана Кремпа, которому два последних полицейских из наряда помогли выбраться из автобуса. Руки и ноги у него были в кандалах, как у приговоренного к смертной казни заключенного на американском Юге. Полуметровая цепь царапала обледенелый асфальт, когда его с опущенной головой повели мимо контейнера внутрь под строительными лесами.

– Боже, как можно жить в городе, – сказала Малин и остановилась, чтобы набрать воздуха. – Мне пришлось ехать аж до церкви Всех Святых, пока я нашла… – Ее прервал хулиганский свист Томаса, который махнул им, чтобы они подходили.

Оссиана Кремпа ввели в комнату, где над столом, обернутым в полиэтилен, горела яркая лампа. Он по-прежнему не поднимал глаз и хромал на раненую ногу. Через несколько метров полицейские из наряда отпустили его и встали по обе стороны дверного проема.

Кремп остался стоять и стал оглядывать комнату с таким видом, будто никогда не был здесь раньше. Он не смотрел ни на Фабиана, ставшего у самой дальней стены, ни на Томаса, который вжался в угол наискось за ним и следил за тем, чтобы видеокамера все фиксировала. Но когда он увидел Ярмо, который в одних трусах согласился изобразить жертву и дал привязать себя ремнями к столу, его взгляд изменился, и он, не поднимая головы, стал пятиться в сторону холла.

В их распоряжении было два часа. Если вычесть время на перевозки и подготовку к обеспечению безопасности, оставалось не больше часа, то есть минимум для приведения человека в нужное состояние, когда самые неприятные и позорные воспоминания могут всплыть на поверхность.

К счастью, Эдельману удалось отклонить требование врача участвовать в эксперименте, а это значит, что Кремп, по крайней мере, находится в их распоряжении.

– Привет, Оссиан. – Малин вышла вперед и остановила его. – Узнаешь меня?

Кремп покачал головой, не сводя глаз с тела Ярмо.

– Но ты же бывал здесь раньше, так ведь?

Он снова покачал головой.

– Мне это не нравится. Совсем. Мы можем сейчас же поехать обратно?

– Не сейчас. Сначала мы посмотрим и немного поговорим. – Она попыталась подозвать его к столу.

– Я не хочу. Не здесь. Пойдемте отсюда.

– Оссиан, это совершенно неопасно. Ты только должен оглядеться и сказать, вспомнил ли ты то, что забыл. Потом мы можем ехать обратно. Ладно? Идем, – она протянула ему руку.

Больше минуты Кремп смотрел то на протянутую руку Малин, то на Ярмо, лежащего на обернутом в полиэтилен столе, и только потом согласился вернуться вслед за ней в комнату. Фабиан заметил, что, пока он подходил к столу, его дыхание с каждым шагом становилось все более прерывистым и неровным. Когда они приблизились к Ярмо, который лежал совершенно неподвижно и спокойно дышал, глядя прямо в потолок, Кремп был на грани срыва.

– Ты так привязываешь свои жертвы? – спросила Малин и показала на один из ремней, которым шея Ярмо была привязана к столешнице.

– Не я, – ответил Кремп, оглядывая тело Ярмо. – Я только хочу слушать радио.

– Может быть, это другой Оссиан?

Кремп покачал головой.

– Морская сводка – это хорошо. Очень хорошо.

– Оссиан, а теперь я хочу, чтобы ты меня выслушал. Мы знаем, что это ты. У нас полно технических доказательств, и нам надо только понять, как это происходило. Например, выдавливал ли ты глаза до того, как начинал резать, или после того.

– Я же говорю вам, что это не я! Я ничего не сделал! – он все сильнее качал головой.

– Я понимаю, что это неприятно. Но попытайся…

– Я только сделал так, как делал всегда, и не допустил ошибки. Я это знаю. Никто не жаловался. Ни разу.

– А как, по-твоему, они могут жаловаться, если лежат здесь привязанные и разрезанные?

– И морская сводка, всегда морская сводка, – добавил Кремп, не сводя глаз с Ярмо. – Каждое утро. Только это. Ничего другого. Только морская сводка и судоку. Но в больнице у меня нет радио. Почему, не знаю. Нет, и все. Они говорят, что не положено, – продолжал он, все более возбуждаясь. – Почему мне не положено? Отвечай! Почему ты не отвечаешь?

Малин повернулась к Фабиану, который знаком попросил ее продолжать, хотя по ее глазам он видел, что она не хочет. Она в принципе не хотела проводить допрос, но так потребовал врач.

– Эй! Почему? – продолжил Кремп.

– Оссиан, я честно не знаю, почему тебе не положено радио. Но сейчас я хочу, чтобы ты в деталях рассказал, как…

– Как тогда я смогу слушать морские сводки? Я должен, ведь я это делаю каждое утро.

– Оссиан, лучше расскажи мне, как…

– И лекарства. Я должен их принимать, я так делаю. Каждый день: утром, днем и вечером. Они в красной коробочке. Всегда в красной коробочке в шкафчике в ванной, чтобы я не забыл. Особенно в два часа. Именно тогда, я не знаю… Именно тогда так много всего, и время… оно словно исчезает, и вдруг я забыл, хотя тогда я этого не знаю. – Он принялся чесать себе шею обеими руками.

– Да, понятно.