Девятнадцать стражей

Многие поколения обитателей рощи умерших закапывали на холме неподалеку от бабушки-березы. Могил не обустраивали, бабушка и без того всех помнит, а самим это не нужно, незачем устраивать посмертную стайность. Но отступника сын хоронить не стал, а прямо на пуховой подстилке сволок в поганую яму. Пусть Мухляк в охотку покушает.

Сколько поколений назад случилась эта история, Дарид сказать не мог, но в память она врезалась прочно, наравне с правилами стройной жизни.

Навечно в памяти детей и правнуков оставались лишь события необычные, выпадающие из плавного течения жизни. В молодости Дарид был бы не против, чтобы в мире случилось нечто столь значимое, чтобы и внуки внуков помнили, но теперь больше хотелось спокойствия, ведь в ветвях лучшей из берез скоро должна была появиться колыбель. И как обычно бывает, события начались, когда они вовсе не нужны.

Незнакомцев Дарид учуял, едва они приблизились к границам рощи. Иначе и быть не могло, хозяин обязан знать, что творится в его владениях. Никакого знания, кто именно пришел в рощу, Дарид не получил, значит, это не обитатель мира, а скорей всего – звери, тем более что был он не один, а целая стая – шесть особей. Но, когда Дарид увидал незваных гостей, то понял, что это не звери. Они были схожи друг с другом, как схожи деревья одной рощи. И также точно они походили на Дарида. Две руки, две ноги, лица совершенно человеческие… у троих, правда, волосы кучерявились не только на макушке, но и на щеках. «Борода», – вспомнил Дарид слово, которое прежде произносить не доводилось. И главное, все шестеро были в одежде, а одежда – такой же признак людского рода, как и речь. Значит – люди. Не обитатели людского рода, а изначальные люди, те, что в сказках, из тридевятого царства.

– Здравствуй, добрый человек! – произнес один из пришлецов, самою речью подтвердив свою принадлежность к людскому роду.

– Здравствуйте и вы, – вежливо ответил Дарид. Он был в растерянности, не зная, что говорить, как поступать. Перед ним не животные, с которыми можно вытворять что заблагорассудится, но и правила стройной жизни тоже не про них. Явились вшестером, а это уже стая или, пуще того, шайка.

– Говорил я, есть тут народец! – воскликнул один, такой кудлатый, что и лица не вдруг разберешь. – А то что выходит: барашки по лугу бродят, а хозяина не видать?

– Бараны не мои, – строго сказал Дарид. – Бараны Курумовы.

– Курумовы так Курумовы, – согласился кудлатый. – А ты у него в работниках?

– Я у него в соседях.

– Тоже дело. Людям в одиночку жить не годится.

– Ничо, – произнес самый высокий из пришлецов, такой, что был почти вровень с Даридом. – Теперь тут много народу поселится. Погляньте, места кругом расчудесные, земля не паханая. Я, как на этот берег ступил, так разом к здешнему приволью сердцем прикипел. Лажу своих сюда перевести, землю занимать, пока свободная.

– Дорогу-то найдешь? – спросил старший из людей.

– Где единожды прошел, там второй раз что не пройти…

– Как вы вообще сюда попали? – задал вопрос Дарид. – Дорога в наши края заповедана. По реке граница проведена.

– Про реку ты верно сказал, – подал голос старший. – Наше село на берегу озера стоит, и никакой реки в округе нет. Рассказывают, будто прежде была, а потом пропала. Но и сейчас иной раз появится, поблазнит взгляд и исчезнет. И на другом берегу, на этом то бишь, никто не бывал, и что здесь за страна – неведомо. А сегодня с утра мы ватагой на двух лодках сижка добывать отправились. Отгребли недалеко и всё видели. На берегу бабы с девками кучились, белье колотили. Женский пол такой, сам небось знаешь, – по одной не могут, им все гурьбой надо делать, даже мужнины подштанники стирать. Шум, гам, все как обычно. И вдруг – визг, словно медведя встретили. Мы обернулись, а там из воды такая страхолюдина лезет, что и во сне не привидится. Оно Глашку Петрову с мостков сдернуло и наутек пошло. А мы вдогон. Вшестером нам бояться нечего, опять же, багры с собой и топоры, колья рубить. Лодки у нас четырехвесельные, ходкие. За островок заплыли, там островок есть камышовый, а за ним река открылась. Прежде мы там плавали, никакой реки не видали, о ней только старики баяли, а тут – раз! – и вот она. Теперь-то знаем, как заворачивать надыть, дорога проторена. Чудище поняло, что ему от нас не уйти, и в глыбь нырнуло. Глашку тож утопило.

– Небось водяной был, – сказал кудлатый.

– Нет, – поправил Дарид. – Водяные только в сказках. А это, должно быть, Сомпан. Есть в реке такой… – помолчал и добавил – Лучше бы его не было.

– На сома, какой он пан ни есть, управу найдем, – пообещал высокий рыбак. – Кованый крюк, бечева просмоленная и жареная курица, лежалая, чтобы протухла малость. Мимо такой приманки ни один сом пройти не может. Как он крюк заглотит, надо его выводить аккуратненько на мелкое место и там уже брать. А который сом людоед, дите или девку в пучину утопил, то его на мелководье бьют дубинами до самой смерти. Есть его нельзя, его убивают и закапывают в стервозную яму.

– Правильно, – согласился Дарид.