Девятный Спас

Депешу-то князь-кесарь помнил очень хорошо. Первый министр прусского короля Вартенберг писал посланнику Кейзерлингу, состоящему при особе его царского величества, тайной цифирью про тревожное. Был-де у графа в Берлине шведский резидент и завёл окольный разговор: каков, мол, будет у Пруссии политик, ежели в Москве случится новый стрелецкий мятеж и власть царя падёт? Не пожелает ли Пруссия при сей оказии заключить с Карлом прочный союз, дабы вместе брать на шпагу достойное место под европейским солнцем? Министр в письме поручал Кейзерлингу выяснить, верно ль, что в российской столице грядёт великое шатание, или то пустые шведские сказки. Ромодановского сей слух взволновал ещё больше, чем прусского министра, хоть известие представлялось маловероятным. После казней десятилетней давности стрелецкие слободы попритихли, съёжились, стрелецких же полков на Москве не осталось ни единого. И всё же гехаймрату, начальнику Внутреннего полуприказа, было велено дознаться: вдруг и вправду заговор? Судя по последнему докладу, дым оказался не без огня. Зашевелились крамольники недоисканные, почуяли: их время подступает. Гехаймрат обещал завтра, самопозднее послезавтра всё представить князь-кесарю в полнейшей очевидности. За прочими тяжкими заботами у самого Фёдора Юрьевича до стрелецких козней руки пока не дошли. Ежели окажется, что докука впрямь опасная, тогда и возьмётся.

— Про депешу помню. Но ты-то почему у гехаймрата? И пошто ко мне в этаком подлом виде ввалился? Зачем секретарю «слово и дело» сказал?

— Приказано мне временно быть при Внутреннем полуприказе — до разъяснения дела. Господин гехаймрат ныне спешно уехал в Суздаль. Доносец некий поступил, его милость решил сам проверить.

Князь насторожился.

— Неужто к царице Евдокии нитка потянулась?

В Суздали, в Покровском монастыре, содержалась отлучённая государева супруга, в пострижении инокиня Елена. Во время Большого бунта стрельцы пробовали с царевной Софьей стакнуться. Неужто теперь они ведут апроши к Евдокии? Тогда неудивительно, что начальник полуприказа, всё бросив, понёсся в Суздаль.

— Того не ведаю. Мне поручено иное. Хожу по слободам, по монастырям, по кабакам, где сиживают бывые стрельцы. Слушаю, с людишками толкую. Господин гехаймрат велел, если выведаю что сполошное, не ждать его, бежать прямо к твоей княжьей милости. А не станут пускать — кричать «слово и дело».

— Что ж такого сполошного ты по кабакам вызнал?

— Да уж вызнал, — молвил прапорщик Попов, задорно блеснув карими глазами. — Сполошнее не бывает.

Нахальный, подумал Ромодановский. Нахальных князь-кесарь не любил и терпел, лишь если пользы в них больше, чем нахальства. Рявкнул:

— Сказывай! Клещами, что ль, из тебя тянуть? А то гляди, прапорщик. Можно и клещами.

Но Попов угрозы не испугался, держал себя уверенно.

— Болтают по слободам многое, по кабакам того паче. Стрельцам да стрельчихам царя любить не за что, — бойко начал он.

Фёдор Юрьевич на неподобные слова нахмурился. Перебивать, однако, не стал.

— До сего дня, сколь мы сети ни раскидывали, по большей части улавливали уклеек да карасишек, сиречь вздорных болтунов. Щук всего трёх зацепили, невеликого размера. Гехаймрат их пока велел не трогать, лишь досматривать — не выведут ли к рыбине покрупней. Вот я подле них и крутился…

— Что за щуки?

— Сила Петров, Конон Крюков да Зиновий Шкура. Не болтуны, мужики основательные. Все трое прежние стрельцы Гундертмаркова полка.

— Так-так, — азартно почесал подбородок Ромодановский. Имён этих он не знал, но Гундертмарков полк в одна тысяча шестьсот девяносто восьмом году бунтовал, шёл на Москву походом. Чуть не половина его стрельцов сложили голову на плахе, либо были пытаны и разосланы по дальним острогам.

— Иногда они один другого «десятником» величают, важно так. Я сведал по столбцам Стрелецкого приказа — никто из них сего звания отнюдь не нашивал, были рядовыми стрельцами… Троица эта часто в одном кабаке на Сухаревке сиживает. И я рядышком. То нищим оденусь, то подьячим-пьянчугой, а то, как ныне, солдатом. Тут кусочек подслышишь, там ещё один.

— Говори дело, не красуйся! Что ты такого особенного сегодня подслыхал?

Попов приблизился к самому столу, наклонился. Фёдор Юрьевич тоже подался ему навстречу. Старый князь-кесарь и молодой сыщик были сейчас похожи на двух выжлятников, изготовившихся к охоте.

— Несколько раз мне доводилось услышать, как стрельцы поминают какого-то Фрола, — перешёл на таинственный полушёпот прапорщик. — Вот объявится-де Фрол, призовет-де к себе десятников, тогда и дело будет.

— «Рыбину», стало быть, Фролом кличут, — сам того не замечая, тоже шёпотом прошелестел Ромодановский. — Ишь ты, десятников призовёт?