– Итак, рассказывай. – Манвэ откинулся на спинку кресла.
– Что рассказать, Владыка? – Лицо Эонвэ было почтительно-непроницаемым.
– Тебе подсказать? Хорошо. Меня интересует, что взволновало тебя на сегодняшнем заседании Круга. – Голос Короля Мира был спокоен и ровен, и личина – ему под стать.
– Меня ничего не волновало. Почему ты думаешь так, о Владыка? – почтительно склонился майа, глядя в глаза повелителю.
– Вопросы сейчас задаю я. Итак, что подвигло тебя на то, чтобы подавать вызванному на Круг существу знаки из-за моей спины?
«Ну вот… я же не хотел ничего дурного…» – подумал Эонвэ.
– Если бы ты пожелал дурного, я бы с тобой вообще не разговаривал, – ответил Манвэ на мысль. Как правило, он не считал нужным контролировать и проверять сознание своего глашатая, известного преданностью делу Света вообще и ему, Манвэ Сулимо, в частности. Но что-то происходило с его майа, нечто непривычное, чуждое словно проснулось в нем – это настораживало.
– Так я слушаю: о чем ты хотел предупредить или от чего предостеречь Аллора?
– Я… мне показалось, что он дерзок, но… он, наверное, не нарочно, просто не знает, как подобает вести себя перед лицом Валар…
– Он, похоже, прекрасно знает, как подобает вести себя в присутствии высших, в отличие от тебя, – ты что, считаешь, что жестикулировать и подсказывать глазами за спиной у своего Валы – это подобающее поведение?
– Но я… – «это же было незаметно…»
– Незаметно? Не наивно ли с твоей стороны полагать, во-первых, что я не замечу – и оборачиваться для этого мне вовсе не обязательно, а во-вторых – что этого не видели присутствующие достославные Валар. Нетрудно догадаться, что они подумают и уже подумали.
Эонвэ опустил голову. Манвэ продолжал почти вкрадчиво:
– Ну? Поясни, мне интересно. Значит, ты счел, что ему угрожает опасность? Почему? Он мог сказать что-то лишнее? Любопытно – тем более что от меня практически невозможно ничего скрыть. Вы успели побеседовать?
– Нет, как можно? Я просто передал приказ явиться – и все…
В голосе Эонвэ было смущение и – в глубине – страх, но раскаяния не было…
– Сдается мне, что это не так. Значит, было что-то, что могло, как ты предположил, вызвать мой гнев. Ты попытался защитить его – от меня?! – Манвэ чуть повысил голос. – То есть я – взбалмошный тиран, способный вспылить ни с того ни с сего?
– Ты всегда справедлив, Владыка. – Эонвэ еще ниже опустил голову.
– Это известно всем. Мне ведома воля Эру, а она является высшей истиной. Если бы я заметил крамолу в помыслах и словах, майа заслужил бы наказание, – и чем раньше было бы это выяснено, тем лучше – ибо бунт надо подавлять в зародыше. Ты хотел помешать правосудию?
«…Попросить прощения? Бухнуться в ноги, умолять о помиловании – может, отпустит? Нет…» – тоскливо подумал Эонвэ.
«Он определенно что-то скрывает, а то, что он и другим советует таиться, говорит о многом. И своим уже доверять нельзя», – раздраженно размышлял Владыка Арды.
– Хорошо же. Ты чуть не сделал меня посмешищем перед половиной Валмара (впрочем, смеяться вслух никто не решится, а по углам пусть шепчутся сколько влезет), к тому же, как выясняется по твоим наблюдениям, я – подозрительный деспот, кидающийся наказывать за малейшие жесты, слова и мысли. Ладно. Я не буду тебя разочаровывать – это вредно сказывается на душевном здоровье.
Манвэ изобразил на лице некое подобие сочувствия. Щелкнул пальцами. На звук прибежал один из майар, рангом пониже. Владыка что-то мысленно приказал, и тот вышел. Эонвэ грустно посмотрел на Валу – Манвэ мечтательно вглядывался в безбрежный облачный простор, открывающийся с Таникветиль.
– Вытяни вперед руки, – ровным голосом сказал он.
– Да, Повелитель, – глухо отозвался глашатай: майа действительно ожидал от Короля чего угодно и даже не удивился. Он покорно протянул руки.
Владыка взял у вошедшего слуги пару наручников и надел на руки Эонвэ – магические браслеты замкнулись сами с глухим щелчком, неприятной дрожью отозвавшимся в теле.
– Итак, ступай в Восточное крыло – тебя проводят. И поразмысли о своем поведении и представлениях.
– Как пожелаешь, Повелитель. – Эонвэ, выпрямившись, прошел к двери. Обернувшись на пороге, взглянул на Манвэ обреченно, с какой-то почти детской обидой и растерянностью, и быстро вышел.