– Не беспокойтесь насчет него, - сказал он глухо и жестом повелел волкам оставить нас одних. – Даже, если Светоч придется забрать, алмазные цепи и клетка надолго его задержат. Но, если вы хотите найти зеркало в Пустоши, никто лучше него не знает, как это сделать. Это зеркало особенное, Тея.
– Почему?
Дерион повернул голову.
– Это был дар людям, – и поманил меня жестом: – Вы хотите прокатиться на спине снежного кондора? Я покажу вам Пустошь с высоты птичьего полета.
– Прокатиться? – я подошла ближе, и Дерион развернулся, снял с себя мантию и укутал меня.
– Я могу видеть глазами птиц, слышать то, что слышат они и управлять ими. Здесь, в Черном лесу, мне нет равных. Даже, если мой брат разобьет клетку, я справлюсь с ним.
– Почему вы называете его братом?
Дерион коснулся моей щеки тыльной стороной ладони.
– Потому что нас сотворила одна и та же сила, – его улыбка стала печальной. – Я не желаю вредить Акару, но мы всегда были по разные стороны, и мы всегда желали одну и ту же женщину. Теперь это вы.
Он обхватил мое лицо ладонями и заглянул мне в глаза:
– Теперь мы связаны кровью. В вас просыпается моя магия.
Его взгляд опускается ниже, на мои губы, и изумруд в его глазах сияет невероятно ярко.
Дерион втягивает носом воздух и закрывает глаза, будто пытаясь побороть возникшее вдруг желание. И сейчас он напоминает зверя, который лишь притворяется человеком.
– Почему вы… тогда, – сглатываю, - съели того бедного зайца?
Вопрос не то, что неуместен, он заставляет Дериона подавиться воздухом. Он резко распахивает глаза, и его зрачки расширяются.
Кажется, лесной король теряется. На его щеках вспыхивает румянец.
– Простите, я… – и он мотает головой: – не удержался. Всего раз за тысячу лет. Я не должен был.
– Почему?
– Я не хочу снова стать зверем. Огонь Борогона помогает мне удержаться, когда я покидаю лес. А то, что было в горах, – он заглянул в мои глаза, пытаясь понять, не боюсь ли я его, – это была вынужденная мера. Вернуться назад к этому облику всякий раз все сложнее и сложнее.
Небо вдруг потемнело, и я вскинула голову – над нами кружили две огромных кондора. Я с таким ошеломлением смотрела на них, что Дерион рассмеялся.
– Нет, – запротестовала я осипшим голосом, не желая признаваться, что мне попросту страшно.
Насупившись, я хмуро наблюдала за птицами, исполняющими в воздухе причудливый танец.
– Они приветствуют вас, – сказал король. – Алем желает показать вам небо, моя королева, – Дерион тоже посмотрел вверх. – Вы увидите, как солнце опускается в облака, и зажигаются в небе первые звезды!
Птицы опускаются на землю и складывают черные крылья. Кожистые, когтистые лапы рыхлят землю. Клюв в форме крючка раскрывается и приветственно щелкает.
Алема я признаю сразу, потому что он глядит на меня и расправляет крылья с белыми полосами, когда я тяну руку, чтобы прикоснуться. И касание это дает мне очень много – я ощущаю соприкосновение наших душ и мне больше не страшно.
На спине Алема пристегнуто седло.
– Почему вы не объединились с Акаром и Бороганом, чтобы снять проклятье и найти выход отсюда? – это же так элементарно, что даже злит. – Все две тысячи лет вы только и делали, что воевали друг с другом!
Дерион опять лукаво улыбается, а затем седлает своего кондора.
Я хватаюсь за подол платья и тоже взбираюсь в седло. Длинный шлейф и мантия укрывают спину Алема и сверкают в лучах солнца.
А потом мы взлетаем. Рывком. Взмах мощных крыльев – с меня срывает капюшон, в волосах жужжит ветер. Я чувствую, как меня захлестывает волнение, а затем растворяется под натиском восторга.
Я крепко держусь за ремни и, наконец, визжу от нахлынувших эмоций.
Алем летит ввысь так стремительно, что вой ветра оглушает. А затем птица падает вниз, распускает крылья и скользит в потоке воздуха вдоль самого горизонта. Под нами мелькают объятые снежной шапкой кроны деревьев.
Солнце – огромное, красное и теплое – тает в белоснежной перине облаков. Небо наполняется сиреневыми красками и тяжелеет. И это так красиво, что у меня сжимается сердце.
Дерион летит рядом. Его лицо сияет от счастья. И это счастье наполняет и меня, и я улыбаюсь, на секунду забыв обо всех проблемах.
А затем ветер становиться колючим. Крылья Алема начинают дрожать, и улыбка пропадает с лица Дериона.
Под нами простирается Пустошь.
Я вижу горы и не могу не думать об их жестоком. Я и злюсь на него, и… восхищаюсь его стойкостью. И ненавижу его упрямство, вспыльчивость, глупую гордыню.
Замираю и сжимаю пальцы на ремне, наклоняясь к Алему.
Внизу снег обнажает осколки камня и древние руины города. Мы пролетаем над разрушенными домами и до меня доносятся призрачные звуки боя: крики людей, стоны, плач и лязг оружия. В моем воображении возникают картины жестокой битвы: Акар на своем железном коне рубит мечом разбегающихся в ужасе людей, каменное воинство безжалостно уничтожает всех, кто попадается на пути, и детей, и женщин.
– Назад! – меня отрезвляет крик Дериона. – Тея!
Черные, почти осязаемые, тени кишат под нами, шипят и клубятся. Моего сердца касается такой холод, что грудь пронзает резкая боль.