Девятьсот бабушек (сборник)

— Опять ты меня разыгрываешь, папа Гарамаск. Лягушки обязательно должны быть большими. А как же иначе? Лягушка — самое чудесное существо на свете! Только она способна без труда исполнить лягушачий прыжок. Быть может, когда-нибудь мы вернем себе эту способность!

— Спи, чертов болван!

Чаво глубоко вздохнул.

— Я все время грежу о лягушках, — пробормотал он и вскоре заснул.

После этого пришел Эллин, более прозрачный и нереальный, чем во время предыдущих явлений.

— Орла-кондора Шасоуса убить не так уж сложно, — сказал Эллин. — Он атакует, когда ты будешь взбираться по веревке на отвесную скалу. Более удобного момента для атаки трудно представить. Но если ты как следует закрепишься на веревке и очистишь сознание от страха, то получишь хороший шанс на победу. Сверни ему шею, как курице, если сможешь, ибо курица он и есть. Он будет рвать тебя на куски, пытаясь добраться до почек и селезенки. Не позволяй ему это! Он попытается выклевывать тебе глаза. Не дай ему это сделать! По крайней мере, не оба глаза — иначе ты будешь в уязвимом положении.

— Эллин, как и ты, я пойду до конца, — сказал Гарамаск. — Я ни в чем не уступаю тебе. А теперь скажи, что за тайна кроется там, в конце, которую ты не успел раскрыть? Что такого особенного в Батер-Джено? Что ты нашел, Эллин?

Но призраки, как известно, туги на ухо.

— Постарайся ослабить мост, после того как поднимешься по нему, и береги затылок, — посоветовал мертвец Эллин, после чего стал еще прозрачнее и исчез.

Гарамаск проснулся в предрассветных сумерках полный энергии и в хорошем настроении. Лицо и шея болели, но не так сильно, как накануне. Несмотря на отсутствие уха и носа, он был счастлив. Он вознес свое сердце навстречу утру и с удовольствием отвесил пинка Чаво, ибо тот не был жаворонком.

Они съели горький горный паек, закрепили кинжалы, когти и шипы, надели защитные доспехи и приступили к штурму Биор, третей и последней горы Тригорья. Крутая, местами отвесная, она походила на саблю, наполовину вынутую из ножен, которыми служила гора Гири.

Впереди их ждал иной вид охоты и восхождение в иной стихии.

Перед ними были наклонные скользкие поверхности скал, растущая под углом скользкая трава и стелющийся лишайник. Траву и лишайник поедали травяные змеи, лениво скользящие по камням, и грызуны. С высоты пикировали большие птицы и поедали грызунов и змей. Самой большой из этих птиц был Шасоус, орел-кондор.

— У шасоусов та же иерархия, что и у предыдущих тварей? — спросил Гарамаск. — Множество простых особей и только одна особенная.

— Да, нападет сам Шасоус, другие не будут. Нужно бояться Большого Шасоуса. Он гнездится на третьей луне.

— Лунатик-маггледун! А где гнездятся остальные шасоусы?

— На второй луне. Менее благородные из крупных птиц гнездятся на первой луне, ну а всякая мелочь — на самом Паравате. Мне говорили, что в Мире нет больших птиц, таких как Шасоус.

— Таких, как эти три, парящие над нами? Нет. Это шасоусы?

— Нет, папа Гарамаск, это менее благородные птицы, это птицы сейер. Взобравшись повыше, мы доберемся до охотничьих угодий Шасоуса. Перед нами опасный участок, я пройду его первым и спущу веревку. Впереди у нас много таких участков.

Неуклюжий Чаво мастерски лазал по скалам. Он прилип к нависающей скале, как вязкое масло, и карабкался со всеми своими доспехами, уверенно цепляясь за скользкий из-за лишайника камень.

Через сорок метров он остановился, скинул конец веревки, и Гарамаск поднялся с ее помощью — очень утомительное занятие.

— Почему ты не отпустил веревку вместе со мной? — спросил Гарамаск, когда они добрались до следующего намека на выступ в скале.

— Разве может оганта осквернить святость веревки.

Это был очень долгий и трудный день. Гарамаск много раз взбирался по длинной веревке на вселяющие страх выступы над бездной. Синевато-серые облака внизу скрыли Парават. Трава и лишайники здесь были крепче, их корни разрушали камень, делая его опасно рыхлым. Грызуны и змеи стали крупнее, а с пустынного неба на них пикировали огромные птицы. Ошеломительная высота при отсутствии страховки порождала восторг вперемешку с ужасом. Первая луна с рябой поверхностью, неуместная на дневном небе, казалась ближе, чем проблески Паравата внизу. В действительности расстояние до маленькой первой луны было всего лишь в восемь раз больше, чем до Маунтин-Фут.

— Вверху много шасоусов, — сказал Чаво, когда они переводили дух на едва заметном выступе, почти полоске выцветшего камня. — Но среди них нет Шасоуса. Хотя он скоро появится.

Вслед за Чаво Гарамаск преодолел несколько очень трудных пролетов, стараясь полагаться не только на веревку. А потом над ними замаячил очень длинный отвесный участок, который, Гарамаск понимал, ему нипочем не одолеть.

— Здесь снова по веревке, Чаво, — сказал он. — Ненавижу зависеть от тебя. Сможешь взобраться по этой стене?