Девятьсот восемьдесят восьмой

Несмотря на то что он исколесил весь мир в поисках места, которое хотелось бы назвать домом, его неудержимо тянуло назад. Долгое время он боролся с этим чувством, но в конце концов начал периодически наведываться в родные края, пока не перебрался туда насовсем. Впервые это случилось во времена правления Владимира Мономаха. Марсель лично принимал участие в проектировании улиц и площадей, но вскоре ему стало скучно, и он уехал, чтобы стать свидетелем захвата Иерусалима и последовавшего за этим Третьего крестового похода. Грязь и религиозная истерия, царившие в средневековой Европе, не смогли скрасить даже встречи с историческими персонажами, и он удалился на Балканы, чтобы со стороны наблюдать за возникновением Боснии. Сейчас, вспоминая свои странствия, он с удивлением отмечал, что лучше всего запомнил их первую часть, когда все новое казалось ему чем-то важным и заслуживающим внимания. Однако вскоре события слились в сплошной мутный поток, и он пришел к выводу, что человеческая природа весьма ограниченна и имеет строгий лимит стандартных приемов, похожих на музыкальные ноты или смертные грехи. Забавное совпадение, кстати. И тех и других всего семь, однако их сочетания могут рождать как монстров, так и гениев. Впрочем, первое отнюдь не исключает второго. Иоганн Гутенберг, Исаак Ньютон, Наполеон Бонапарт или Альберт Эйнштейн – по сути, все эти выдающиеся люди были комбинациями одних и тех же нот, и Марсель в итоге научился воспринимать их как временное явление, которое, появившись, рано или поздно исчезнет, оставив после себя след, подобный тому, который оставляет комета. Одним суждено было прожить долгую и плодотворную жизнь, другим – сгореть раньше времени, но это ничего не меняло. И злодеи, и святые давали этому миру ровно то и ровно столько, сколько было нужно, не больше и не меньше, словно придерживаясь какого-то плана, разработанного неизвестным мастером судеб. Как только историк смирился с этим, в его душе наступил покой, и он почувствовал, что готов наконец вернуться домой.

Приобретенный за долгие века скитаний опыт, подкрепленный солидными счетами во многих банках мира, помог ему без труда устроиться в Киеве и получить место, которое он когда-то занимал. Правда, теперь все выглядело иначе, и Марсель, с грустной улыбкой наблюдая за молодыми недоспециалистами, пытался представить, как долго ему еще предстоит топтать эту землю. Нет, он не был против заглянуть в будущее, о котором пока не имел представления, однако ему все же казалось, что цикличность истории не позволит ей двигаться в новом направлении.

Захлопнув учебное пособие, Марсель некоторое время смотрел на то, как студенты, убрав тетради в рюкзаки, потянулись к выходу. У него была репутация одного из самых лояльных преподавателей во всем университете. Возможно, так получилось потому, что он давно уяснил для себя простую истину: в голове задерживаются только те знания, которые имеют значение. Все остальное – мусор, и нет никакого смысла пытаться насильно впихнуть его в учеников. Возможно, места, которое он займет, не хватит для чего-то действительно стоящего…

Этот день был особенным. И дело было не в том, что Инесса, неприступная преподавательница основ правоведения, наконец ответила на его ухаживания. Сегодня он должен был пойти домой и, заглянув по пути в продуктовый магазин, потерять сознание, чтобы очнуться в 988-м. Может быть, все так и будет? Марселю было бы приятно снова увидеть Марусю. Но, подумав, он махнул рукой: надеяться на подобное было просто глупо – не для этого Курьян отправил его в свободное плавание без намека на наличие берега. Мечтательно закатив глаза к потолку, историк сложил бумаги в портфель, подаренный благодарными выпускниками, и вышел из аудитории.

Киев жил своей жизнью, которая была ему если и не чужда, то, во всяком случае, не особо интересна. Представив себе, какое впечатление этот город должен был произвести на Ладу, Марсель усмехнулся и тут же едва не упал, споткнувшись о вытянутые ноги студента, который, развалившись, сидел на лавке кампуса и, казалось, не обращал никакого внимания на прохожих.

– Осторожнее нужно быть, папаша, – хохотнул молодой человек, но ноги так и не подобрал.

Марсель сначала хотел отчитать наглеца, но слова застряли в горле. Прямо перед ним, приветливо улыбаясь и попыхивая дешевой сигареткой, сидел Курьян. Подождав несколько секунд и поняв, что историк все еще не в состоянии переварить увиденное, он вздохнул и похлопал ладонью по месту рядом с собой:

– Садись, дружище. Устал небось. У меня здесь с Ладой вышел небольшой казус…

Курьян как-то стыдливо потупил взгляд, но тут же снова взглянул на Марселя и хитро прищурился:

– Никак не могу сладить с этой девчонкой. Столько времени прошло, а она все еще умудряется удивлять меня. Теперь вот затеяла смуту в наших рядах. Выходит, нам с тобой вдвоем придется снова разбираться с тем, что она наворотила. Что скажешь?