Девятьсот восемьдесят восьмой

— В тебе есть частичка каждого из нас, — металлическим голосом заявил Ведагор. — Убьем тебя — навредим себе. Это хитрый ход, даже мудрый, и я не могу представить, как Лада додумалась до него.

— Может быть, это не она? — предположил историк, глядя прямо в глаза собеседнику. — Может быть, это ты?

— Я?! — волхв внезапно так раскатисто расхохотался, что с соседнего дерева спорхнула какая-то большая темная птица и, хлопая крыльями, улетела. — Никогда не поверю в такую байку. Впрочем, этот мир полон загадок. Кто знает? Возможно, и я причастен к твоей истории. Но сейчас я не вижу смысла в подобной глупости и поэтому расскажу тебе о том, как все будет.

— Даже так? — Марсель приподнял брови, но его собеседник никак не отреагировал на это.

— Именно так. Подумай сам. Ты ведь не глупый человек и должен понимать, что дар, преподнесенный тебе Ладой, не распространяется на твоих друзей. Один ты в любом случае ничего не сможешь поделать с нами, а вот я — я могу. Если ты решишь и дальше строить мне козни, я убью каждого, кто тебе дорог. Когда они закончатся, я примусь за их друзей, родственников и просто знакомых. В конце концов, люди начнут сторониться тебя, потому что станут считать предвестником смерти. Наступит день, когда ты и сам захочешь закончить все это, но не сможешь…

— Почему? — насторожился Марсель, старавшийся не пропустить ни единого слова.

— Разве Лада не сказала тебе? — волхв смерил собеседника испытывающим взглядом и, не заметив попытки обвести его вокруг пальца, удивленно рассмеялся. — Ну, плутовка! Я и не подозревал в ней такого великолепного чувства юмора.

— Да говори уже, не томи! — вышел из себя мужчина.

— Ты бессмертен, дурень, — насмешливым тоном выдал Ведагор. — Моя ученица заразила тебя неспособностью умереть. Возможно, где-то в этом мире и существует способ убить тебя, но мне о нем не известно.

— Не может быть… — пробормотал Марсель, опускаясь на траву.

Новость, которую ему сообщил волхв, конечно, не была чем-то ужасным — напротив, о таком можно было только мечтать. Но дело было в том, что Марсель никогда не был мечтателем. Он верил в то, что во всем должно быть равновесие, и поэтому планировал провести свою жизнь так, как получится, а потом благополучно состариться и умереть. Да, конечно, ему, как и всем остальным людям, было немного страшно оттого, что никто не мог гарантировать ему жизнь после смерти, но он видел в этом даже какой-то тайный посыл, который ему еще предстояло разгадать. И вот теперь все это исчезло. Заметив, какое неожиданное впечатление произвели его слова на мужчину, Ведагор удивился:

— Я вижу, ты не рад. Отчего? Разве это не то, чего должен желать каждый человек?

— Возможно, — растерянно пробормотал Марсель, — но я не каждый.

— Я уже это понял.

Жрец больше не смотрел на своего собеседника сверху вниз — реакция ученого показалась ему достойной уважения. Однако Ведагор не стал говорить ему об этом и вместо этого кивнул в сторону кувшина.

— Освежись, тебе это необходимо.

— Может быть, и так, — отозвался историк, продолжая сидеть. — Но слишком уж он тяжел для меня.

— Что ж, — пожал плечами волхв, решив, что настал подходящий момент для того чтобы попытаться наладить отношения с этим гордым человеком, насколько это вообще было возможно, — я могу помочь. Думаю, ты не станешь…

Говоря это, жрец протянул руку и ухватился за ручку сосуда, но тут же отпрянул и закричал от боли. Испугавшись, Марсель тут же очнулся от своих грез и моментально вскочил на ноги. Ведагор больше не издал ни звука, вместо этого он упал на землю и теперь молча катался по ней, словно пытался освободиться от невидимой сети, в которую угодил. В первый момент ученый растерялся, но быстро пришел в себя и постарался приблизиться к старцу, чтобы помочь или хотя бы понять, что происходит. Однако стоило ему подойти ближе, как Ведагор так резко выгнулся, что Марсель едва успел отскочить в сторону. Было видно, что волхв умирает — глаза утратили блеск и теперь выражали только огромное страдание, тело, которым он еще недавно владел в совершенстве, отказывалось подчиняться хозяину, и историк с ужасом наблюдал за тем, как жизнь медленно покидала его недавнего противника. Наконец, жрец дернулся в последний раз и замер, оставшись лежать на спине с широко раскрытыми глазами, которые смотрели в небо.