Девятые врата

В кустах раздался шорох. Иаго резко обернулся и потерял равновесие; в последнее мгновенье он уцепился за ветку рододендрона, свисавшую с плато, и кое-как удержался. Он затаил дыхание к расширившимися от страха глазами шарил по густой зелени над обрывом в ожидании нападения. Сквозь кусты кто-то пробирался. Внезапно раздалось мычание. Звук доносился слева, и левая половина тела Иаго словно онемела.

Из кустов вышел бычок — светло-коричневый, с медовым отливом — и уставился на человека блестящими глазами, похожими на круглые влажные камушки. Нижняя жующая челюсть его, сдвинутая вбок, так и застыла, на черной губе — подсохшая слюна. Постепенно гасло в его глазах любопытство — влажные камушки обсыхали. Потом он опустил голову, с облегчением выдохнул воздух в землю и принялся щипать траву.

Иаго, насвистывая, полез дальше в гору, но сердце продолжало биться учащенно и никак не успокаивалось.

Тропинка пересекала лощину — то прихотливо вилась по склону, то вдруг сбегала на самое дно, то перескакивала на противоположную сторону. Почва здесь была красноватой, и лощина ржавым рубцом перечеркивала Мцхетисджварскую гору. Из деревни — и кусты, и деревья, да и сама гора казались низкими, маленькими. А вот Иаго уже бог знает сколько времени взбирается по красному склону, давно уже село скрылось из глаз, а развалин крепости и церкви все не видно. Кругом высятся горы, вернее, гора сейчас впереди, та самая, на которую он карабкается. Когда дно лощины вдруг вспучивается и выкидывает тропинку наверх, становятся видны холмы, оставшиеся позади. А над головой — синее бездонное небо, кажущееся еще глубже и ярче сквозь белые взбитые облака.

И чего он так испугался? Всё деревенские пересуды. Вчера соседи помогали тете Тасо забор ставить — прошлым летом сорванцы-ребятишки ни яблок, ни огурцов не оставили. Поэтому тетя Тасо и огородила участок, а после устроила для помощников угощение. Маринованный чеснок, выпеченный в тонэ хлеб, вареный картофель и наливка — мятная, домашняя. В заречье как раз зарезали корову, и хозяйка смогла купить для гостей мяса.

Вот на это торжество и подоспел Иаго — привез жену и детей на летние каникулы. Обрадовалась тетя Тасо, торжественно представила гостям зятя — сотрудника редакции. Усталые после работы крестьяне степенно вставали, вытирали бумажными салфетками рты и почтительно пожимали руку гостю из города.

Иаго привозил сюда семью два года назад. Тогда деревня ему понравилась; так же как и сейчас, у него оставался один свободный день, и он успел осмотреть полуразрушенную крепость и маленькую старинную церковь, разукрашенную резным орнаментом. Он раз десять обошел вокруг церкви, надеясь обнаружить какую-нибудь надпись. Ведь деревня далеко от большой дороги, и ученые могут не знать о существовании церкви!

Церковь с трех сторон была окружена горами, она стояла над обрывом на круглой горке, и подступиться к ней можно было только с юга. Церковь казалась такой одинокой на этом оголенном холме, отбрасывала такую густую тень на выжженную землю, что казалось, будто солнце только для этой церквушки и светит, а церковь только затем и поднялась над землей, чтобы отражать его палящие лучи.

Может, именно это впечатление и явилось источником идеи, зародившейся у Иаго.

Над южным входом в церковь на цельном камне было высечено два круга. Из центров обоих кругов веером расходились лучи. Иаго зачем-то сосчитал — в правом круге было двенадцать лучей, в левом — тринадцать. Поскольку все это было помещено на южной стене и поскольку резные лучи отбрасывали четкую тень, он вспомнил солнечные часы.

А часы, в свою очередь, напомнили о недавно прочитанной книге, посвященной различным календарям древности. Сознание его само по себе сопоставило, казалось бы, несопоставимые вещи — в книге рассказывалось о халдейских звездочетах, которые в шестом веке до нашей эры создали остроумный календарь. Каждый месяц по этому календарю начинался с новолуния, первый день года совпадал с весенним праздником — разливом Тигра и Евфрата. Но у нового календаря был недостаток — жрецам пришлось изменить священному числу, ибо к некоторым годам надо было прибавлять тринадцатый месяц.

Вспомнил Иаго, что грузинское слово «каникулы» (ардадагеби) буквально означает солнцестояние. А солнце у халдеев называлось «арди». Так, может быть, эти круги с двенадцатью и тринадцатью лучами, высеченные на красном камне, — след халдейского календаря? Может, древние грузины переняли его у халдеев? Или, сами происходя от них, принесли с собой на новые земли и свой календарь? Сколько важных выводов можно будет сделать, если предположение его окажется верным.

«Похоже, я действительно что-то обнаружил», — подумал тогда Иаго.