Раздался голос Вланалана, сказавшего что-то резкое.
Корабль взревел и сошел со стационарной орбиты. Агония удвоилась, утроилась.
Они приближались к невидимой западне, которая покончит с ними до того, как они смогут вырваться.
Чейн удивился, что пришел в себя. Когда последний приступ невыразимой боли поверг его в мрак, он был уверен, что умирает.
Он по-прежнему лежал на палубе. Жгучая боль прошла, но все нервы пребывали в мурашках, судорогах, подергиваниях от воспоминаний о том, что им пришлось испытать. Он не мог сейчас двигаться; наверное, были повреждены двигательные центры.
— Неужели навсегда,— мелькнуло в мозгу.
Чейн лежал и думал о каярах. как изощрены они в причинении боли своими сенсорными лучами. Как безжалостны эти невозмутимые любители прекрасного, сначала наслаждаясь истязанием тех, кто угрожает сокровищам, а потом выцеживая их из тел как можно медленнее душу, чтобы причинить своим жертвам новые страдания и получить от этого новые удовольствия. Нетрудно представить, что их троих ожидало, если бы каяры захватили их в свой мир.
Чейн увидел, как над ним склонился Гваатх, приблизившись своим мохнатым лицом и вопрошающе взирая ужасно красными глазами.
Чейн собрал свою волю и произнес одно слово.
— Дайльюлло?
— Не умер,— ответил парагаранец,— но не приходит в себя и ничем невозможно его пробудить.
— Помоги мне встать,— попросил Чейн.
Гваатх попытался его поднять. Только после трех попыток парага-ранца Чейн, наконец, подобрал под себя ноги, выпрямился и встал с небольшой помощью.
Огромный Гваатх выглядел все еще немного осоловелым, но во всем остальном пришел почти в норму. Его гуманоидное тело неплохо справилось с тем последним ударом агонии. Чейн же чувствовал по себе, что был очень близок к смерти, когда корабль с ускорением вырвался с орбиты и ушел из зоны действия каярской энергии.
А Дайльюлло?
Когда с помощью Гваатха Чейн добрался до пилотского кресла, ему казалось, что Дайльюлло умирает. Глаза закрыты, пульс едва прослушивается, а тело какое-то поникшее, съежившееся. Дайльюлло значительно старше, и это ударило по нему тяжелее, подумал Чейн.
Он попросил Гваатха откинуть одну из складывающихся коек в хвостовом отсеке, отнести туда и положить Дайльюлло. Чейн присел, пытаясь в течение нескольких минут привести свои пораженные нервы в нормальное состояние с тем, чтобы можно было двигаться без падений.
Корабль шел в сверхскоростном режиме. Гваатх поставил курс на Ритх, но поставил не совсем точно. Чейн дотянулся трясущейся рукой до пульта и внес поправку. Спустя некоторое время он нетвердо встал на ноги и пошел к Дайльюлло.
Дайльюлло по-прежнему лежал с закрытыми глазами, дыхание было неровным, лицо серым. Содрогания корпуса тела, рук и ног свидетельствовали, что его нервная система страдает от тех же самых последствий, которые ощущал Чейн.
Чейн стал массировать нервные точки на теле Дайльюлло, в то время как Гваатх сидел в пилотском кресле, беспокойно озираясь. Наконец, к огромной радости Чейна Дайльюлло открыл глаза.
Глаза были скучные, тусклые, а речь, когда он начал говорить, глухая и невнятная.
— Обожглись мы там, кажется? — сказал он.
— Обожглись,— согласился Чейн и рассказал ему, как Гваатх снял корабль с орбиты.
— Ну что ж, не зря мы его взяли,— сказал Дайльюлло.— Думаю, нам очень повезло, что выбрались оттуда живыми.
Чейн со злостью заявил:
— Если мне когда-нибудь придется снова встретиться с каярами, я им покажу, что такое подлинное невезение. Будь они прокляты!
— Редко видел я тебя таки злым,— сказал Дайльюлло.— Обычно ты воспринимаешь все, как должное.
— Ты не успел вкусить всю порцию,— огрызнулся Чейн.— Быстро вышел из строя. А я до конца отведал и отплачу им сполна, когда придет время.
— Забудь об этом,— успокоил Дайльюлло.— Подумай лучше о том, что произойдет, когда мы возвратимся с пустыми руками на Ритх.
Чейн размышлял об этом весь долгий путь, пока корабль в сверхскоростном режиме пересекал пространства Отрога. Он предвидел большую беду, и это ему страшно не нравилось.
Но в данный момент его больше беспокоил Дайльюлло, который еще не оправился полностью от пережитого. Лицо лидера было худым и вытянувшимся, тело временами содрогалось от конвульсий,— так нервы помнили пытку. Чейн подумал, что со временем эти последствия исчезнут, но не был до конца уверен. И у него еще больше вспыхнула лютая ненависть к каярам, особенно к тому, кто хладнокровно издевался над ними, ввергая в агонию.
Когда они вышли из сверхскоростного режима и приблизились к Ритху, то с удивлением увидели, что дневная сторона планеты была в солнечной дымке. Однако за чернокаменным городом висели огромные массы темных, мрачных облаков, предвещавших очередной ураган привыкшей к бурям планете.
Их встретили ритхские офицеры, которые и сопроводили во дворец Ирона. Всю дорогу до неприветливо холодного каменного кабинета Ирона офицеры хранили молчание, если не считать нескольких стандартных любезностей. Краснокожий правитель-коротышка встретил укоризненным взглядом.
— Вы не добыли Солнышек,— сказал он.