Водились в джунглях электрические змейки, змеи-удавки и змеи-кинжалы — целью их существования было доказать справедливость этих имен; птицы-гранаты, птицы-томагавки и дятлы-черепушки — все они с утра до ночи занимались тем же; бронированные монстры, столь полные жизнью, что даже их конечности, отрезанные лучами лазеров, бесчинствовали еще по полдня, причиняя разрушений больше, чем причинил бы родитель, останься он целым.
У каждого в двести третьем полку был в джунглях свой любимец. Пис, например, большее отвращение питал к сорокоротке, сложносоставной зверюшке, похожей на гусеницу. Каждый ее сегмент был самостоятельной гадией, отдаленно напоминающей круг сыра, с четырьмя короткими быстрыми ножками, ужасными челюстями и массой нервных окончаний на спине и животе. Эти отдельные составные части были довольно опасны сами по себе — злобные, быстрые, агрессивные поганки, попасть в которые из винтовки было неимоверно трудно, когда штук десять или двенадцать соединялись в сорокоротку — и берегись! Чтобы заставить чудовище распасться, нужно было поджарить не менее половины сегментов. Правда, остальные тут же разбегались и возобновляли атаку со всех сторон.
Тогда же мысль о побеге завладела Писом безраздельно.
Первым делом нужно было вытянуть как можно больше информации от лейтенанта Мерримана, но поговорить с ним один на один долго не представлялось возможности — лейтенант, которого снова охватил патриотический зуд, проводил все часы бодрствования в гуще схватки. Только на третий день Пису удалось загнать его в угол неподалеку от полевой кухни. Когда Мерриман осознал, что капкан захлопнулся, рот его сделал несколько неудачных попыток с неудовольствием сжаться.
— Мне некогда болтать с вами, Пис,— пропищал он, нетерпеливо ковыряя ногой землю.— Мы не спасем Терру, работая языками!
— Но дело обстоит именно так, сэр!— возразил Пис, стараясь произносить только те слова, которые обязательно найдут путь к сердцу.— Мы спасем ее!
Мерриман отпрянул.
— Что за чушь вы несете, Пис?
— Сэр, сорокоротки сожрали уже уйму наших, и... и...— ужасаясь собственной лжи, Пис выпалил: — Я придумал, как бороться с ними!
— Слушаю!
— Ну...— в поисках вдохновения мысли Писа обгоняли одна другую.— В общем они особенно опасны, когда соединяются дюжинами, значит, этого нельзя допустить!
— Каким образом?
— Их надо опрыскать маслом, сэр! Тогда они будут соскальзывать друг с друга! Сойдет любая смазка — даже крем для загара...
— Ваша идея гнусна и отвратительна!— зловеще сказал Мерриман.
Пис, чье мнение по этому вопросу было в точности таким же, схватил лейтенанта за руку.
— А еще мы можем опрыскать их чем-нибудь, чтобы изолировать нервные окончания. Любой быстросохнущий лак... лак для волос, например.
— Интересно, что подумают на Терре про Легион, если мы начнем заказывать крем для загара и лак для волос?
С этими словами Мерриман вырвал руку и подозрительно уставился на Писа.
— И вообще, что это за разговор? Очередной трюк "зеленых"?
— Прошу вас, сэр, не надо так говорить!— с жаром сказал Пис, чувствуя, что наконец-то разговор принимает нужный оборот.— Никто не может быть более предан Легиону и вам лично! Знайте же, повиноваться меня заставляет не усилитель команд, а любовь к... э-э... Терре и уважение к вам, как к офицеру!
— Не пытайтесь ублажать меня!
— Это святая правда, сэр!
— Если бы я хоть на секунду представил себе, что это серьезно...
— Совершенно серьезно, сэр!
— Ну... В таком случае, спасибо. Такого мне раньше никто не...
Мерриман несколько раз моргнул, потом достал носовой платок и высморкался.
— Иногда мне хочется, чтобы побольше людей в Генеральном Штабе стали похожи на генерала Найнингела, который запретил пользоваться усилителями в своей дивизии... Ведь я никогда не узнаю, прирожденный я лидер, или нет!
— Да, сэр, это серьезнейшая проблема. И все потому, что кто-то вделал в ваше горло дурацкую мембрану, и она вибрирует... с какой частотой? Десять килогерц?.. Восемь?..
— Двенадцать,— автоматически ответил Мерриман.— Знаете, Пис, я получил огромное удовольствие от нашей беседы. Мне и в голову не приходило, что вы так чувствительны и... Куда вы, Пис?
— На передовую, сэр!— И Пис указал на зеленоватую стену джунглей — границу освоенной человеком территории.
Время от времени полумрак под деревьями разрывался пурпурными вспышками, слышны были крики людей, заглушаемые ревом, хрипом и шипением разнообразнейшей фауны, изгоняемой из своих владений. Подбегая к линии огня, Пис почувствовал себя слегка виноватым в том, что облапошил ничего не подозревающего лейтенанта, но если жизнь дорога ему, нельзя быть слишком разборчивым в средствах.