У меня включился своеобразный азарт по этому вопросу. Кто кого! Бабушкины карты или я?
Уже в час тридцать я выходила из нотариальной конторы, держа в руках дарственную на имя Хохрякова Владислава Николаевича.
Рядом с конторой нотариуса располагался небольшой сквер, я завернула туда и присела на скамейку в тенечке.
Достала документ и еще раз его перечитала.
«Еще две недели назад я готова была отдать за него жизнь, но он не принял этой жертвы, так пусть хотя бы возьмет то, что ему принадлежит по праву, — думала я. — Теперь дом с участком опять его. Неужели больше ничего не произойдет сверхъестественного? И может ли так случиться, что колода сдастся? Если я права, то все будет хорошо, ситуация разрешится наилучшим для нас обоих образом. Сначала он подарил мне эту дачу, теперь я ему дарю. Слово «подарок» в переводе с греческого означает «безвозмездная услуга». Каждый раз, жертвуя что-то в пользу другого, мы должны помнить, что все это было когда-то подарено нам самим. И наши подарки другим людям не связаны с их поведением или поступками. Подарки — это проявления любви к человеку, и никак иначе», — размышляла я и все еще чего-то ждала. Но вокруг ничего особенного не происходило. Никто мне не звонил и не писал о том, что что-то с кем-то случилось.
Сидеть и ждать непонятно чего не было никакого смысла, поэтому я пошла в сторону метро.
Взгляд мой задержался на вывеске, где рукописным шрифтом было написано: «Новый стиль», а чуть ниже — салон красоты.
«Это судьба», — подумала я и смело открыла дверь в свой «новый стиль»…
Меня встретила приветливая девушка-администратор, которая поинтересовалась, какую услугу я хотела бы получить.
Я ответила, что хотела бы что-то в себе поменять, но не могу определиться с этим вопросом. Она молча кивнула и крикнула в глубь зала.
— Эдик, это к тебе!
На ее позывной прибежал абсолютно лысый и полный мужичок моих лет.
— Это наш ведущий стилист премиум-класса Эдуард, — представила его администратор, — он сделает из вас богиню.
— Мне не надо богиню, — запротестовала я.
— Сделаю из вас того, кого скажете. — И, взяв галантно меня под локоток, он направился в зал.
Я села в кресло, закрыла глаза и сказала:
— Знаете что, Эдик, делайте со мной все, что посчитаете нужным.
— То есть совсем все?
— Абсолютно!
— Смело с вашей стороны, но я готов!
— Тогда чего мы ждем?
— Я уже работаю…
Через два часа я открыла глаза и замерла от удивления. Он изменил меня до неузнаваемости. Против него даже пластический хирург премиум-класса выглядел бы мальчишкой.
— Похоже, вам надо будет немного привыкнуть, — начал оправдываться он, на всякий случай не понимая моей реакции.
— Это кто? Я?
— Вы, конечно, но немного другая.
— Да уж… — растерянно промычала я. — И как мне теперь с этим жить?
— Сча́стливо! — нашелся что ответить мне Эдик.
— Кого-то я себе напоминаю, актрису… как ее… забыла… из фильма… как его… тьфу, забыла. — От перенесенного только что шока я не могла вспомнить ни названия фильма, ни фамилию актрисы.
— Есть немного, каюсь, позаимствовал у Люка Бессона…
— Точно, — память вернулась ко мне. — Милу Йовович из «Пятого элемента».
— Совершенно верно. Только вы наряднее получились.
— А чего тогда вы мне брови покрасили в бордовый цвет? Надо было тогда уж тоже в красный, чтоб совсем было нарядно, как вы изволили заметить.
— Красные брови — это слишком. И это цвет не бордо, а марон.
— Один фиг, — обиженно ответила я.
— Но, дорогуша, — начал распыляться стилист, — не мог же я оставить вам ваши белесые брови… к такому типажу.
Аргументы у меня закончились. Я гордо встала с кресла и, сказав: «Марон так марон», — пошла к кассе.
По дороге домой таксист постоянно косился на меня в зеркало заднего вида.
— Вы уже прожгли на мне дырку, сколько можно пялиться? — зло сказала я.
— Простите, но очень вы уж… я разных тут пассажирок перевидал, но такое… Вы на эту похожи, на Милович.
— Не Милович, а Йовович.
— Ага, на пятый элемент. А можно, как доедем, с вами сфотографироваться?
Настолько популярной я себя еще никогда не чувствовала.
Времени до встречи с Владом оставалось меньше получаса. На всякий случай я зашла в магазин около дома и купила бутылочку коньяка. Самой пить не хотелось, но мне вдруг показалось, что Влад, возможно, и захочет опрокинуть рюмочку перед ужином.
Я открыла дверь и опасливо оглядела квартиру. Хотя разбить в ней в буквальном смысле слова было уже нечего, я верила в изобретательность Фрейи.
Она сидела на подоконнике и смотрела в окно, всем своим видом показывая, что еще обижается на меня.
— Фрейюшка! Ну сколько можно дуться. Давай мириться, — подходя к ней сзади, сказала я и взяла ее на руки.
Увидев меня, она выгнулась, ощетинилась и зашипела. Затем ловким, но уверенным прыжком перебазировалась на плечи, а затем и на голову.
— Фрейя, ай, — закричала я, так как она когтями вцепилась мне в кожу головы, — мне больно, слезай!
Я попыталась ее снять, но она мертвой хваткой держалась за мои волосы, пытаясь их выдрать.
И тут раздался звонок в дверь. Я застыла.
«Это он!»
Звонок продолжал надрываться, Фрейя рвать мои волосы, а я впала в ступор.