Девятый Аркан

Ждала я недолго, успела только позвонить маме, но разговор наш был относительно коротким. Она находилась в прекрасном, приподнятом настроении, ее роман с испанцем был в самом разгаре, и ей были не очень интересны мои новости. Поэтому она минут десять рассказывала, какой великолепный ее новый ухажер, что ее английский ужасный и из-за этого у них трудности в общении. Поэтому она записалась на курсы испанского, и уже было два занятия, и что она почти счастлива от таких стремительных перемен в ее жизни. Я тоже порадовалась за нее. Затем она поинтересовалась моим здоровьем, вскользь спросила про дачу, про кошку и отсоединилась. Когда у человека есть своя интересная жизнь, его перестает интересовать чужая. Раньше мне мама звонила сто раз на дню, я должна была предоставлять ей полный отчет: в чем одета, что поела… А теперь, когда у меня столько всего произошло, ей оказалось не до меня.

— Девушка, вы меня ждете?

Я подняла голову и увидела Радмила. Он тоже меня узнал.

— Вот так встреча, Феврония! Куда же вы пропали, я ждал вашего звонка.

— Радмил, здравствуйте, не ожидала вас здесь встретить. Вы, значит, врач?

Я обратила внимание на его бейджик. «Хирург Шуманский Р. В.» — было написано на нем.

— Я — да, тружусь в этой больнице, а вот вы какими судьбами? Догадываюсь, что у нас кто-то из ваших родственников лечится.

— Да, как раз ваш пациент, вы его сегодня с утра оперировали с перитонитом.

— А, продюсер… есть такой. Все с ним уже в порядке. Разрезали, почистили, зашили, жить будет.

— Спасибо вам! Это он из-за меня сюда попал… знаете ли… — Я не успела договорить, как он меня прервал:

— Феня, к счастью, к гнойному лопнувшему аппендиксу вы уж точно можете не примазываться. Такое случается, и в этом никто не виноват, кроме, конечно, вашего приятеля, который так поздно к нам обратился. Но вот в чем странность… он утверждал, что его ранее ничего не беспокоило. Только на днях один раз живот прихватило, но довольно быстро отпустило. Такое на моей практике впервые. Обычно перитониту предшествует другая клиническая картина. Но в любом случае уже причин для беспокойства нет.

Я села на стул, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Плакала я оттого, что мне очень жалко Влада, и оттого, что моя тихая, размеренная жизнь теперь стала похожа на вулкан, и совсем неизвестно, когда произойдет следующее извержение. И из-за того, что я оказалась совершенно к этому не готова. Нырнула с головой в предложенную мне бабушкой игру, предварительно не узнав ни правила этой игры, ни состав и количество игроков и, главное, абсолютно не подумав и не рассчитав свои силы.

— Фенечка, ну что вы так расстраиваетесь, я же говорю, прогнозы самые что ни на есть благоприятные. Но мне грустно видеть, что у вас такая реакция, значит, этот человек вам дорог и мое недавнее приглашение на чашечку кофе звучало тогда неуместно, и уж тем более глупо его вам делать сейчас.

— Нет, Радмил, вы знаете, я очень прошу вас, пригласите меня на кофе. И плачу я совсем не из-за того, о чем вы сказали.

— Буду рад, если вы мне составите компанию и расскажете о том, что вас так расстроило.

Мы вышли из больницы. Улица встретила нас проливным дождем. У обоих не было зонта, поэтому мы стояли на крыльце здания под козырьком и молча пережидали дождь. Мне говорить не хотелось, А Радмил, видимо, ждал от меня объяснений моих слез и не хотел торопить с этим.

«Почему сейчас мы не делаем шаг из-под крыши в этот проливной дождь, — думала я, — потому что не хотим промокнуть. Промокнуть — это неприятно, да и потом — можно простудиться. Простудиться и лежать в кровати с больным горлом и кашлем, пить лекарства, чай с лимоном, потеть, дремать…»

И мне вдруг захотелось сделать этот шаг, захотелось промокнуть и заболеть, но только, чтобы рядом оказался человек, который бы приносил мне чай с медом и нежно гладил бы мои волосы, пока я дремала. Я хотела почувствовать эту заботу, потому что забота — это всегда элемент выражения если не любви, то уж теплых чувств точно. Мне вспомнились мои детские ангины и папа, который так нежно и тепло заботился обо мне в такие моменты… А сейчас у меня была такая острая нехватка этой элементарной человеческой доброты.

Неожиданно Радмил взял меня за руку и сказал:

— Бежим! Тут рядом.

И мы побежали. Дождь уже налил на асфальт порядочные лужи, в которые ударяли крупные капли, формируя на них пузыри. Сначала мы старались их огибать, но затем необходимость в этом отпала, мы и так уже промокли, поэтому дальше бежали, не разбирая дороги.