Девятый иерусалимский дневник

* * *

Не двигается время наше вспять,
но в некие преклонные года
к нам молодость является опять
и врёт, как лихо жили мы тогда.

* * *

Мы содержимся в холе и неге,
мы хранимы семьёй, как алмаз,
только мха молодые побеги
всё равно прорастают из нас.

* * *

Во гневе полезно в себя заглянуть
и тихо застыть, наблюдая:
с душевного дна поднимается муть
и злобно бурчит, оседая.

* * *

По жизни повстречал я много разного —
изрядно и высокого, и гнусного,
прекрасного не меньше безобразного,
но более всего – смешного грустного.

* * *

Меня моя берлога приласкала,
от ветра укрывая и дождя,
а слава, говорят, меня искала
и очень огорчилась, не найдя.

* * *

Блаженны те, кто зубы стиснув,
терпя насмешки и лишения,
весь век у жизни ищут смысла,
хоть у задачи нет решения.

* * *

Мой дом зарос холмами книг,
и душно спать к утру,
но окажись я вдруг без них,
я ссохнусь и умру.

* * *

Воздух весенний похож на лесной,
пахнет мечтами увядшими,
многие ангелы скользкой весной
тихо становятся падшими.

* * *

Ужели допалил я мою свечку
и кончились пути мои кривые?
Но времени шуршащую утечку
недавно я почувствовал впервые.

* * *

Вырос я в загадочной отчизне,
в ней созрел мой разум и желания,
в университетах нашей жизни
ложь была наукой выживания.

* * *

Смешно в закатной нашей драме
играть надрывно и всерьёз:
уже маразм не за горами
и гнусно ширится склероз.

* * *

Нет, мы у судьбы не слепые рабы,
устроено так мироздание,
что если не ждёшь ничего от судьбы,
она утолит ожидание.

* * *

Всемирное движение истории
является для нас весьма загадочным,
однако же бывают территории,
где бег её становится припадочным.

* * *

Прощусь покуда с мыслями угрюмыми
и стану о былом писать моём:
былое, разукрашенное думами,
роскошным выливается враньём.

* * *

На будущее я не повлияю —
свои шуты появятся у них,
поэтому я молча наливаю
и тихо пью за правнуков моих.

* * *

Сейчас доступно для продажи
всё – от Луны до эскимо,
не только рукопись, но даже
и вдохновение само.

* * *

Все бураны, вьюги и метели,
что меня трепали много лет, —
кончились, опали, улетели,
только на весну надежды нет.

* * *

Печать печали перламутром
туманит лица
людей, не смогших этим утром
опохмелиться.

* * *

Античных авторов читаю,
довольно многих – первый раз,
и человеческую стаю
такой же вижу, как сейчас.

* * *

Пьём на равных. В результате —
как на слаженном концерте:
слабый духом спит в салате,
сильный духом – спит в десерте.

* * *

Сезоны тянутся, меняясь,
бесшумно шар земной вращается,
и, год от года удлиняясь,
моя дорога сокращается.

* * *

Клеймящих недостатки и пороки
я тьму встречал на жизненном пути,
они бубнили мне свои упрёки,
а я им говорил, куда пойти.

* * *

Мне часто снятся умершие люди —
знакомые, приятели, родня,
как будто тени кончившихся судеб
о чём-то упредить хотят меня.

* * *

Просторы российской словесности —
настолько большое пространство,
что в этой раскидистой местности
цветёт и любое засранство.

* * *

Долго, часто и помногу,
запустив дела и пьянки,
люди молятся то Богу,
то сверкающей обманке.

* * *

В давние мальчишеские лета
я читал запойно и подряд,
и в меня втекла отрава эта,
и в судьбу залился этот яд.

* * *

Изрядно время обломало
лентяя, пьяницу и лоха:
я хоть и знаю очень мало,
но я и это помню плохо.

* * *

О всякой не заботясь чепухе,
желая быть в уверенных руках,
овечки в их мечтах о пастухе
не думают ничуть о шашлыках.

* * *

Я виски лью в мои руины,
я пил на воле и в неволе,
меня Творец лепил из глины,
замешенной на алкоголе.

* * *

Усердие, серьёзность и практичность —
такие свойства духа не просты,
такую выдающуюся личность
я лично обхожу за три версты.

* * *

Я легко погружался в туман,
был решителен в жизненных сложностях,
и сложился бы дивный роман
об упущенных мною возможностях.

* * *

Сомнения меня одолевают,
они уже давно во мне крепчали:
ведь если в небесах не наливают,
то праведники там полны печали.

* * *

День ужался до мгновения,
но взошли колосья строчек;
смутно время вдохновения
и сокрыт его источник.

* * *

Леплю понты, держу фасон,
хвост у меня всегда морковкой,
но неотступно вижу сон,
что я защёлкнут мышеловкой.

* * *

Не скурвился, не спился и не спятил,
не вылинял от жизни ежедневной,
а всё, что потерял или утратил, —
пустяк на фоне целости душевной.

* * *

К нам Божественный свет освежающе льётся,
от него мы сильней и добрее,
человечество живо, покуда смеётся,
раньше всех это знали евреи.

* * *

Внучата со мной снисходительно дружат,
мы видимся кратко и редко,
потомки, быть может, потом обнаружат
во мне интересного предка.

* * *

Повсюдный климат, он таков —
печалит ум и дух,
сегодня время пауков,
и очень жалко мух.

* * *

Моей амбиции граница —
моё квартирное присутствие,
тому, кто властвовать стремится, —
моё брезгливое сочувствие.

* * *

Мир, конечно, круто развивается,
только чует чувство наше дошлое:
будущее насмерть разбивается
об укоренившееся прошлое.

* * *

И пигмеи, и титаны
равно рады, вероятно,
если ихние путаны
соглашаются бесплатно.

* * *

Про мир и дружбу пылкие доктрины
при взгляде с моего простого ложа,
с дивана моего, с моей перины —
пусты и пустотой меня тревожат.

* * *

Об этом и легенды есть, и были,
и книжным лесом факты проросли:
повсюду, где евреев не убили,
они большую пользу принесли.

* * *

И время шло бы удивительней,
и жизнь текла бы замечательно,
когда б себе своих родителей
мы подбирали до зачатия.

* * *

Конечно, хвала небесам
за ихний благой произвол,
но вырастил я себя сам —
и ветви, и листья, и ствол.

* * *

Рифмы вяжутся не вдруг —
ищут мыслей, бедные,
а во мне – Полярный круг
и поганки бледные.

* * *

В день святого Валентина,
в день венериных оков
серебрится паутина
на паху у стариков.

* * *

Непрестанно свой рассудок теребя,
я додумался – и лично, и по книжкам:
полагаться можно только на себя,
да и то с большой опаской и не слишком.

* * *

Раскаты войн и революций
трясут державы на корню,
а люди женятся, ебутся
и рады завтрашнему дню.

* * *

Оградившись незримым пунктиром,
я укрылся и виден едва,
на границах общения с миром
сторожат нас пустые слова.

* * *

Во мне на сцене каждый атом
работает на артистичность,
и это чувство всем фанатам
упятеряет фанатичность.

* * *

Уже Москва почти пуста,
а Питер вовсе стих,
друзья отбыли в те места,
где я не встречу их.

* * *

Дела мои грустно меняются,
печальны мои ощущения:
теперь даже мысли стесняются
являться ко мне для общения.

* * *

Слова играют переливами,
как на закате птичья стая,
и мы себя вполне счастливыми
вдруг ощущаем, их читая.

* * *

На исходе, на излёте, у финала,
когда близок неминуемый предел,
ощущается острей, насколько мало
получилось из того, что ты хотел.

* * *

Уму и сердцу вопреки
в душе хрустит разлом:
добро сжимает кулаки
и делается злом.

* * *

В борьбе за счастье люди устают
и чувствовать его перестают.

* * *

Россия – край безумного размаха,
где начисто исчезло чувство меры:
за много лет нагнали столько страха,
что он теперь в составе атмосферы.

* * *

Люди злы, опасливы и лживы,
мир – увы – таков, какой он есть,
только, слава Богу, ещё живы
совесть, милосердие и честь.

* * *

В любом государстве, стране и державе
ценя пребыванье своё,
евреи свинину всегда обожали
за вкус и запретность её.

* * *

Когда-то мужиком я был неслабым,
а дух легко с материей мешал,
и психотерапию нервным бабам
весьма удачно хером совершал.

* * *

К Создателю душевное доверие,
молитвы и услужливая лесть —
сейчас по большей части лицемерие
на случай, если всё-таки Он есть.

* * *

Полно дураков на ристалище нашем,
различных повадкой и лицами,
дурак из евреев особенно страшен —
энергией, хваткой, амбицией.

* * *

Недавно я подумал, что в чистилище
огромная толпа теней клокочет:
оно ведь наилучшее вместилище
для тех, кто даже в рай не очень хочет.

* * *

Я утвердился с годами прочнее
в мысли заносчиво шалой:
жизнь без евреев была бы скучнее,
более плоской и вялой.

* * *

Поскольку я здоровье берегу,
то днём не лечь поспать я не могу,
и только после близости с Морфеем
я снова становлюсь былым Орфеем.

* * *

Заметил я, насколько мало слов
осталось в тощей памяти моей,
теперь и ежедневный их отлов
даётся мне значительно трудней.

* * *

Боялся я, что разум врёт —
уверенно притом,
и поступал наоборот,
и не жалел потом.

* * *

Однажды выпадет мой фант,
и в миг успения
навеки сгинет мой талант
хмельного пения.

* * *

В этой жизни мы странные странники,
мы в порядке земном – перебои,
и с одной стороны мы избранники,
а с другой – безусловно изгои.

* * *

Давно я дал себе зарок
не сочинять печальных строк,
но дуры мне не подчиняются
и сами грустно сочиняются.

* * *

Не то чтоб мы сошли с ума,
но сделалось видней:
на мир нещадно льётся тьма,
и он утонет в ней.

* * *

Читать не хочется совсем;
и стих не лепится;
пойду чего-нибудь поем;
и рюмка светится.

* * *

Старение – это худая лошадка,
неспешно везущая хворостей воз;
года наши тянутся хоть и не гладко,
но страх и печали врачует склероз.

* * *

Нам часто знак, сигнал, намёк
судьбой тактично шлются,
но нам обычно невдомёк,
что это беды шьются.

* * *

Обидно, что сейчас интеллигенция —
всегда ей честь по чести воздавалось —
рифмуется со словом «импотенция»,
а раньше никогда не рифмовалась.

* * *

От Бога эта околесица:
все лгут и гадят;
но Он однажды перебесится
и всё уладит.

* * *

Ремёслами славится труд,
всё строится выше и краше,
а голуби срали и срут
на все достижения наши.

* * *

Мне книги так мозги запудрили,
тесня друг друга,
что в голове моей под кудрями —
пурга и вьюга.

* * *

Восходит новая заря
и там и тут,
и стаи нового зверья
везде растут.

* * *

Я многое прочёл довольно поздно,
я в школе хулиганил и мечтал,
а после стало пресно, скучно, постно
что раньше я с восторгом бы читал.

* * *

После приёма стопаря,
после повтора
душа готова, воспаря,
для разговора.

* * *

И в неге жил я, и в гавне,
и что-то удалось,
но больше умерло во мне,
чем родилось.

* * *

В будущее стелется дорога,
тихо проплывают облака,
стало геростратов нынче много,
что им жечь не знающих пока.

* * *

Я в телевизор пялюсь временами;
плёл диктор о наследии нетленном;
а жаль, что оставляемое нами
шакалам достаётся и гиенам.

* * *

То место мной забудется едва ли,
там было много дыма и людей,
и дивно горемыкал на рояле
упитанный, но грустный иудей.

* * *

Друг болен и готовится уйти —
спокойно, как отважится не каждый;
ну что ж, душа, счастливого пути,
а там ещё мы встретимся однажды.

* * *

Ева вышла из ребра,
Бахус вылез из бедра,
оттого и длится с ними
наша вечная игра.

* * *

Хранят российские дорожки
следы запуганных зверей,
а той избушки курьи ножки
все съел еврей.

* * *

Возня, суета, мельтешение,
корысти азарт и предательство,
и вдруг у души утешение —
покой, похуизм, наплевательство.

* * *

Мы все – бедны или богаты,
но про богатство любим сказки,
а лично я люблю закаты —
за золотистость их окраски.

* * *

Без устали крутился мой волчок;
доселе кружит;
из мальчика случился старичок;
и пьёт, не тужит.

* * *

Всё ближе дня рождения порог,
не праздновать его никак нельзя,
халвой хвалы украсят мой пирог
на выпивку пришедшие друзья.

* * *

От канувшего времени лихого
остались голубые небеса,
не помню ничего уже плохого —
особенно того, что делал сам.

* * *

Увы, уже с утра во мне курение
и чистого листа моя боязнь
унылое рождают одурение
и острую к работе неприязнь.

* * *

Гастроли по России я люблю;
пускай свистит пурга и холод лют;
забавно, что российскому рублю
я радуюсь сильней иных валют.

* * *

У времени простое измерение:
течёт покой, как некое событие,
и снова наступает озверение,
и новое идёт кровопролитие.

* * *

Не думай ни о ком нехорошо
и на язык накинь тугие вожжи —
учил меня отец, и я нашёл
его слова в Талмуде много позже.

* * *

Навеянная чтением печаль
по телу растеклась. Лежу недвижно.
В рассудке чахло теплится свеча,
но думается муторно и книжно.

* * *

Я нюхал очень разные цветы,
и запах был порою одуряющим,
однако то, дружок, чем пахнешь ты,
скорей подобно газам отравляющим.

* * *

Товарищ мой поведал мне
о важной умственной находке,
что если истина – в вине,
то правда – в водке.

* * *

Нашей жизни сумбур и тщета
порождают казённый привет:
непрерывно сочатся счета
нам за воду, за газ и за свет.

* * *

Смешно мне слушать, горестно и скучно,
что всё уже постигнуто научно,
и с кафедры вещает сивый мерин,
что мир трёхмерен.

* * *

А как изначально возникли стихи?
Кем был первобытный поэт и певец?
Мне кажется, некогда их пастухи
в ночи сочиняли, устав от овец.

* * *

На старости я больше пью под вечер,
и к ночи ближе льётся благодать,
поскольку мне заняться больше нечем,
а время как-то нужно скоротать.

* * *

Хороши мои дела,
всем они наука:
дочка внучку родила,
сын добавил внука.

* * *

На кладбище всегда полно гостей,
здесь отдых от забот и дел кипучих,
оно не только лежбище костей,
оно и космодром для душ летучих.

* * *

Не найдя нас в толпе соискателей,
ожидавших небесную ссуду,
Бог не просто послал нам читателей,
но ещё расселил их повсюду.

* * *

Гуляя, как мартовский кот —
и время текло по усам, —
я свой генетический код
по многим послал адресам.

* * *

Умерли, ушли, скончались,
распылились, как пыльца,
и теперь уже в начале
те, кто двигался с конца.

* * *

Я сам себе создал устав,
я им горжусь:
устав и даже не устав,
я спать ложусь.

* * *

Пока не требуют поэта
ни Аполлон, ни муза грешная,
страдает он, скрывая это,
и морда очень безутешная.

* * *

В мире Божьем, где рвут и когтят,
где друг друга все твари едят,
нет жесточе и нету лютей
озверевшего стада людей.

* * *

Просветов мало. Но во мраке
любой эпохи и поры
повсюду в гору лезут раки,
мечтая свистнуть нам с горы.

* * *

Ветрами времени продут,
стал тип я продувной,
и Тот, который там и тут,
не знается со мной.

* * *

Везде всегда у тёмной черни
роятся смутной злобы черви,
и нужен ум особый, чтобы
в идею слились эти злобы.

* * *

Придут потом иные времена,
взойдут потомков наших семена,
и новых графоманов племена
другие наворотят письмена.

* * *

Не знаю, прав ли я,
что дух мой не клокочет,
но лени колея
сама меня волочит.

* * *

Ни читать, ни писать неохота,
нету мыслей неслышного хруста,
это мной неопознанный кто-то
пустотой начинил меня густо.

* * *

Года несутся, как трамвай,
но я пока живу,
и хоровое «Наливай!»
нас держит на плаву.

* * *

На земном беспутном карнавале
ценны ум, талант и благородство,
но в почёте много мелкой швали
из большого круга руководства.

* * *

В жизни бывают прекрасные миги:
после прочтения редкостной книги,
при узнавании важного факта,
перед началом любовного акта.

* * *

Живу, глаза раскрыв и уши,
и часто думаю без жалости:
Творец, ваяя наши души,
порой халтурит от усталости.

* * *

Не знаю час, когда я уплыву
куда-то далеко за облака,
но до вечерней рюмки доживу
наверняка.

* * *

Вползает мутной лжи чума
и в пожилых, и в юных —
увы, затмения ума
гораздо чаще лунных.

* * *

У меня душа моя спросила:
из тебя, хозяин мой и барин,
утекает жизненная сила —
ты за это тоже благодарен?

* * *

Ты обо мне, любимая, не плачь,
отнюдь не собираюсь жить я вечно,
но родственник у нас – отменный врач,
и я умру здоровым безупречно.

* * *

По беспечности и по наивности
люди сходятся, словно любя,
а потом от нехватки взаимности
начинается бегство в себя.

* * *

Я молод был ещё недавно
и подвергался комплиментам,
но вял и слаб теперь так явно,
что всем кажусь интеллигентом.

* * *

В кошмарно переменчивой судьбе
умея искры жизни возродить,
евреи даже родину себе
смогли из ничего соорудить.

* * *

Весьма загадочно старение —
моё живое настоящее,
в нём интересно изнурение,
вдруг самозванно приходящее.

* * *

Уж раз я сам себя запряг
в литературный воз,
то западло мне и в напряг
возить на нём навоз.

* * *

Кругом царит ожесточение —
кураж со злобой пополам,
крутое умопомрачение
навеял Бог за что-то нам.

* * *

Политики лукавят, притворясь
толпой блядей на людном перекрёстке:
из них порой талантливая мразь
выходит на центральные подмостки.

* * *

Я часто очень мало понимаю
в кипящей суете мужчин и женщин,
поэтому почтительно внимаю
тому, кто понимает ещё меньше.

* * *

Работа и семья – кто нас осудит?
Уютом дышит чистая берлога;
что рядом – замечательные люди,
уже мы узнаём из некролога.

* * *

Российской школы давний выпускник,
я знаю о себе не от кого-то:
подобно всем я мыслящий тростник,
но я пропитан соками болота.

* * *

Любая мне мила попойка,
душе дарящая полёт,
я выпил в жизни этой столько,
что не любой переплывёт.

* * *

Упал кураж и выдохся трезвон,
мы общество собой не беспокоим,
на склоне дней приходит угомон
и вкрадчиво становится конвоем.

* * *

Давным давно я думаю об этом:
наш дух изобретательнее тела,
исчезли если б личности с приветом,
то жизнь сама намного б оскудела.

* * *

Весьма роскошен мой фасад,
хотя внутри не столь богато;
я сам себе садовник, сад,
мотыга, лейка и лопата.

* * *

Всё в мире нам понятней и видней
на склоне дней.

* * *

Согласно прихоти природы
текут загадки, ей угодные:
плодятся дикие народы
и малодетны благородные.

* * *

Творцу как ярко творческой натуре
присущи своенравные капризы,
отсюда на земле цунами, фюрер
и жуткие российские сюрпризы.

* * *

Живу я с удовольствием на свете,
хоть возраст у меня – смурной и смутный,
а то, что в голове гуляет ветер, —
так он попутный.

* * *

Есть отрадная в этом загадочность:
вопреки нулевой вероятности,
но нередко любовь и порядочность
побеждают соблазн и превратности.

* * *

Иду земной дорогой много лет я,
длину её отмерит Божий глаз,
однако шириной дорога эта
зависит исключительно от нас.

* * *

Не зря пустая голова
глотала умственную пищу:
в ней густо плещутся слова
и смысла ищут.

* * *

Я верю, что Божественному чуду
послушно всё и вся любой порой,
и если б мы низвергли зло повсюду,
Бог новый сочинил бы геморрой.

* * *

Когда-то стаи дикарей,
гуманность не нажив,
ещё не знали, кто еврей,
и ели всех чужих.

* * *

Всё в мире так несовершенно,
что сердце тешится изысками,
и одиночество блаженно,
когда с родными ты и близкими.

* * *

Я Петрарку вспоминаю нынче вновь,
размышляя о подробности интимной:
очень часто безответная любовь
несравненно плодотворнее взаимной.

* * *

С годами я не делаюсь мудрее,
но чувствую наследственную нить
от генов местечкового еврея,
умевшего всё в жизни объяснить.

* * *

Всё время думаю о том,
что все российские напасти —
хворь вековая, чей симптом —
рабы при власти.

* * *

Конечно, есть судьба и рок,
фортуна, предопределение,
но мы за краткий жизни срок
их надуваем тем не менее.

* * *

Всё, что было, быльём поросло,
усыхает любое влечение,
остаётся одно ремесло,
чтобы чувствовать жизни течение.

* * *

Склероз – весьма медлительный процесс:
мне чужд уже общественный бульон,
ещё к себе я теплю интерес,
однако выдыхается и он.

* * *

Во внешности крутые превращения
обычно происходят у людей,
которые, не чувствуя смущения,
в успешных совращаются блядей.

* * *

А всё-таки великое явление,
историей оно уже замечено —
то многомиллионное растление,
которое Россию искалечило.

* * *

Курил я с гегемонами чинарики
и тайно думал я, дурак надменный,
что всё ж не гегемоны, а очкарики
мир этот сотворили современный.

* * *

Живу я тише самой мелкой мыши,
свой вечер освежаю крепким зельем,
и занят я – по горло, как не выше,
своим душеспасительным бездельем.

* * *

Большая в жизни этой сложность —
о ней во многих книгах речь —
почти глухая невозможность
себя от мерзости сберечь.

* * *

Есть похожести в каждой судьбе,
будь любая на свете эпоха:
пробивая карьеру себе,
мы меняемся – сильно и плохо.

* * *

Клочки, обрывки, шелуха
из нашей речи разговорной
везде на кружеве стиха
лежат, как духа след узорный.

* * *

Есть одна в генетике подробность,
думает о ней отнюдь не каждый:
жизни многолетней низкопробность
явится наследственной однажды.

* * *

Из тех немногих добродетелей,
которые мне всё же свойственны,
назвал бы первой я – спокойствие,
когда стишки мои заметили.

* * *

Я срок земной почти что отмотал,
душа незнамо в ком начнёт сначала,
теперь коплю презренный я металл,
чтобы вдова детей не огорчала.

* * *

Любой лишён я начисто надменности
и к людям я с большим тянусь доверием,
но к подлой и цветущей современности
с надменным отношусь высокомерием.

* * *

Мне симпатичен тот запал,
которым надо бы гордиться:
еврей, куда бы ни попал, —
пускает корни и плодится.

* * *

Порой находит наваждение,
затменье вкуса и ума,
и ощущаешь наслаждение
от очевидного дерьма.

* * *

В немой не корчись укоризне
и постыдись угрюмой позы:
в тернистый путь семейной жизни
Творец повтыкивал и розы.

* * *

Мне будущий бедлам не по нутру
(грозятся и пророки, и пророчицы);
хотя я к той поре уже помру,
но глянуть и послушать очень хочется.

* * *

У науки множество затей
и невероятные изыски,
скоро и зачать себе детей
сможет человек по переписке.

* * *

Во все века, в любой эпохе,
какое время ни означу,
все проходимцы и пройдохи
ловили кайф, ловя удачу.

* * *

Я внимателен, я скрупулёзен,
осторожен, как вылезший ёж,
когда мне на высоком серьёзе
преподносят херню или ложь.

* * *

Женщины чужих мужчин уводят,
а мужья чужих уводят жён,
в этом интенсивном хороводе
каждый подвиг с риском сопряжён.

* * *

Уже нам не расскажут ничего —
ни прозой, ни холстами, ни в стихах
те юноши с талантами, кого
эпоха раздавила впопыхах.

* * *

Люблю ежевечернее подпитие,
когда ничто блаженству не мешает,
и с ангелами Божьими соитие
душа неторопливо совершает.

* * *

Лакеи, лизоблюды, прихлебатели,
на старости ударившись в художество,
печалятся, что жизнь они потратили
на хамское бездарное ничтожество.

* * *

Сам себя усерднейший читатель,
начисто запутавшись в ролях —
«богохульник, но богоискатель»,
я себе заметил на полях.

* * *

Те люди, чьё глухое раздражение
бурлило в них по поводу всего,
большое учинили одолжение,
исчезнув с горизонта моего.

* * *

Я – смысловик, моё меню —
умам высоким подражание,
и хоть я звук весьма ценю,
но мне дороже содержание.

* * *

В Израиле нету незримых клешней,
и всё по-другому во всём,
и Богу отсюда гораздо слышней,
какую херню мы несём.

* * *

Я много наблюдал различных судеб
в житейском занимательном задачнике —
забавно, что успешливые люди
значительно добрей, чем неудачники.

* * *

Таким порой бывает день,
что даже в чахлом виде жалком
заплесневелый дряхлый пень
заметно тянется к фиалкам.

* * *

Зажгла чинарик только третья спичка,
и я подумал, умственный мудила:
жить – это тоже вредная привычка
и до добра она не доводила.

* * *

В одёжке вольных видов и расцветок
мы клеимся к упругим незабудкам,
невидимые прутья наших клеток
зовут законом, долгом и рассудком.

* * *

Меня приводит в умиление
всё то, что мне познать невмочь,
а перистальтика мышления —
та вообще темна, как ночь.

* * *

Всегда витают в жизни обстоятельства,
которые способствуют тому,
что всюду и везде полно предательства,
и тут же – оправдание ему.

* * *

Приветливей стал я на старости лет,
поскольку позорно забывчив,
и лица я помню, а чьи они – нет,
поэтому так я улыбчив.

* * *

Планете грозит умирание,
сказал бы всевидящий врач:
везде, где царит обжирание,
идёт необузданный срач.

* * *

В негодность постепенно приходя,
я думаю, что, если повезёт,
совсем уже немного погодя
Харон меня по адресу свезёт.

* * *

Теперь живу я осмотрительно:
во внешний мир идя из комнаты,
себя осматриваю бдительно —
очки, ключи, штаны застёгнуты.

* * *

Напрасно в нас ума томление,
жить размышляя – дело скверное:
я обо всём имею мнение,
почти всегда оно неверное.

* * *

Попав под чары искушения —
люблю его я и боюсь —
с утра греху словосмешения
я рукоблудно предаюсь.

* * *

Забавно, что от алкоголя
нисходит к нам покой и воля.

* * *

Очень грустно дома вечером,
если в доме выпить нечего.

* * *

Ясно видя в жизни, что почём,
выискал к покою я ключи:
вовсе не нуждаюсь я ни в чём
из того, что я не получил.

* * *

Всех нас желанью вопреки
согласно Божьему билету
несёт течение реки,
которая впадает в Лету.

* * *

Привычная мила мне колея,
обидно только мне за этот путь:
по мне слезу прощальную пролья,
его продолжит вряд ли кто-нибудь.

* * *

Загадки порой разрешаются просто,
спокойствие старости – штука простая:
с годами душа обрастает коростой
и суше становится, ей обрастая.

* * *

В голове моей вертятся шарики
и мигает нейрону нейрон,
как из этого лепятся гарики,
знает только невидимый Он.

* * *

Мне старость ещё круче нос повесила,
года весьма кураж мой остудили,
но зрителям со мной пока что весело,
ведь иначе они бы хер ходили.

* * *

Мы в подлой выросли державе,
налиты соками её,
и чтобы стёрлись пятна ржави,
полощем души, как бельё.

* * *

Осмысленна земная маета,
живительна и благостна она,
любезна мне людская суета,
её я наблюдаю из окна.

* * *

Кто бы меня в диспут ни вовлёк,
чем бы ни закончилась дискуссия,
жжёт меня изжогой уголёк
острого дурного послевкусия.

* * *

Я издали смотрю не без печали,
как новая идёт закалка стали:
настолько нынче люди одичали,
что скоро племена пойдут и стаи.

* * *

Жестокую шутку придумал Господь,
ислам полюбив беззаветно:
зелёного знамени жаркая плоть
наш мир затопляет заметно.

* * *

Разрезал тишину кошмарный крик,
не слышный, кроме Бога, никому:
то молча умолял больной старик
продлить существование ему.

* * *

Понял на днях в размышлении праздном
то, что с годами поймут наши внуки:
каждое дело становится грязным,
если творят его грязные руки.

* * *

В небесном Божьем царстве теней
полно святых, но есть ли шут?
А потому и нет сомнений,
что там себе я роль сыщу.

* * *

Купался б я сейчас в большом почёте,
дивились бы смущённые народы:
десятки лет не пил я на работе;
поскольку не работал в эти годы.

* * *

Если совсем не верить в чудо,
то быть естественной беде,
и я, никто из ниоткуда, —
никем я стану и нигде.

* * *

Блажен, кто бьётся лбом о стены
и ощущает упоение,
но рушит подлые системы
лишь только тихое гниение.

* * *

Реалии сегодняшнего времени,
наращивая воздух ледяной,
свидетельствуют горестно о темени,
в которую вползает мир земной.

* * *

Высоких слов пустой накал
во мне рождает смех,
а смехом, циник и нахал,
я раздражаю всех.

* * *

Под оком тысяч упырей,
дух чуя ножевой,
беспечно нежится еврей,
счастливый, что живой.

* * *

Мне тяжек перерыв между стишками:
читаешь, разговариваешь, спишь —
на дне туши скребётся коготками
назойливая пакостная мышь.

* * *

Мы все живём в роскошном антураже —
моря и реки, горы и леса,
и только воздух жизни сильно гаже,
чем созданные Богом чудеса.

* * *

Мир сейчас на тихом перекрёстке,
скука души юных бередит,
снова скоро выйдет на подмостки
пламенный убийца и бандит.

* * *

Весьма разнообразно время множит
в нас перемены личного всего;
дерьмо, конечно, стать иным не может,
но дивны превращения его.

* * *

На мир и на людей мои воззрения
болтаются, как овощи в борще,
весьма правдоподобны подозрения,
что я их не имею вообще.

* * *

В русскоязычной всякой местности
плетя со сцены монолог,
я стриг наличные с известности,
платя усталостью налог.

* * *

Танцуют люди пожилые,
и я приязнен к парам слипшимся:
уже едва-едва живые,
но дышат духом сохранившимся.

* * *

Из самых лучших побуждений
впадают выросшие люди
во блуд высоких заблуждений,
ибо уютней жить во блуде.

* * *

Смерть – эпизод обыкновенный,
извечный, всехний и повсюдный,
как будто сон – самозабвенный
и непробудный.

* * *

А кто отыщет завтрашнюю нить,
тот явит и харизму, и кураж,
и новый миф сумеет сочинить,
чтоб мы опять поверили в мираж.

* * *

Возраст мой, весьма осенний —
объяснение тому,
что согласен я со всеми,
но не верю никому.

* * *

Плывёт отара облаков,
а я внизу притих;
на свете много мудаков,
и я – один из них.

* * *

Недавно старый друг ушёл туда,
где нет ни воздыханий, ни печали;
недолгие остались нам года,
чтоб мы в его отсутствие скучали.

* * *

Пред ними склонялись и падали ниц,
а ныне их имя безвестно,
на свалке истории множество лиц,
которым на свалке и место.

* * *

Меняется в мире любая погода,
и в день обращается ночь,
в российские двери стучится свобода,
но всё достучаться невмочь.

* * *

Встаньте, дети, встаньте в круг,
вы состаритесь не вдруг,
но придёт и ваш черёд,
и растает хоровод.

* * *

Как небожитель, полна эгоизма
и несомненно колдунья,
муза истории жутко капризна,
стерва, шалава и лгунья.

* * *

Похоже, сбылись все мечты,
я рад житейским обстоятельствам;
спасибо, Господи, что Ты
не наделил меня стяжательством.

* * *

Скользят, меня минуя, взоры дев,
и я на них внимание не трачу,
но, на меня секунду поглядев,
младенцы плачут.

* * *

Забавно, как мало тревожимся мы,
спасительный выдохся страх,
по миру несётся дыханье чумы,
а нюх наш ослаб на пирах.

* * *

Я прочёл уйму книг
и набит мой чердак —
то ли мудрый старик,
то ли старый мудак.

* * *

Безумных лихолетий череда,
эпоха ослепительной беды —
уплыла, не оставив и следа,
поскольку похоронены следы.

* * *

Фортуна привела меня в нирвану,
и думается мне, когда устал:
не зря душевно предан я дивану —
весьма достойный это пьедестал.

* * *

Нас годы загнуться зовут,
пустеют родные пенаты,
но женщины дольше живут,
поскольку они не женаты.

* * *

Любое благородное деяние,
все добрые дела, какие были, —
с годами обретают воздаяние;
обычно адресат уже в могиле.

* * *

Конечно, кротость и смирение —
очаровательные свойства,
но чахнут разума горение
и дух, лишённый беспокойства.

* * *

Меня не постигнет высокая участь,
и свет не прольётся на мыслей дремучесть,
поскольку состарился, благополучен
и тихости нрава жестоко обучен.

* * *

Ошибки, глупости, оплошности
я совершал от резвой живости,
но никогда красивой пошлости
не предавался по брезгливости.

* * *

Люблю своё былое отдалённое,
где музыка игралась не по нотам;
какое было время воспалённое,
каким я был потешным обормотом!

* * *

Вряд ли осознать сумеют внуки
жизни прошлой горькие детали:
в наше время сволочи и суки
всюду очень сильно процветали.

* * *

Добродушное и непоспешное,
хотя, может быть, очень убогое,
теплю я убеждение грешное,
что и Бог нам обязан за многое.

* * *

Уже полвека я пишу
и слышу в тишине,
как мирозданья рваный шум
полощется во мне.

* * *

Нам солнце обаятельно лучится,
и на душе теплее от него,
а Ленин заповедал нам учиться,
но не сказал – чему и у кого.

* * *

Все порывы суеты никудышной
я давлю в себе железной рукой,
перейдя на незаметный, неслышный
и блаженный, как нирвана, покой.