Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

Выгуливать выводили около полудня. Огороженный высоким, сплошным, трехметровым забором дворик был обширен, ходить, правда, разрешалось только по тропинке, крутившейся вокруг газона. Вскоре во дворике нападало достаточно снега, чтобы газон замести, так что за сохранность его перестали беспокоиться, и надоедливые окрики медсестры прекратились.

Через много лет я увижу этот дворик по телевидению в фильме, снятом еще в 1952 году — снимать его будут на пленку и тайком — для того, чтобы показать МГБ Порфирия Иванова. Иванов был странный персонаж, некий русский собрат Рамакришны. Темный и необразованный мужик, он вывел какую-то странную философию жизни, сориентированную на единение с природой. Ее главными правилами было не плеваться и не сморкаться и еще — точно, как Рамакришна, разве что без учета разницы в климате — ходить голым (на публику Иванов все же надевал длинные черные сатиновые трусы).

У себя в казачьей станице Иванов занимался целительством, вокруг него собрался круг почитателей, больные приезжали и из других городов. МГБ это взволновало, так что на всякий случай Иванова отправили в СПБ по обвинению в контрреволюционной агитации. На кадрах фильма видно, как Иванов в своих трусах бодро разгуливает босиком по снегу — точно так же, как позднее там ходил я, правда, в бушлате и тюремных кирзовых тапочках.

Через час с прогулки выгоняли на обед, потом — очередная раздача лекарств, до вечера в камере делать было совершенно нечего. Ни книг, ни игр в Первом отделении не давали, радио тоже не было. Потом — ужин, новая раздача лекарств, после которой медсестра делала уколы зэкам. Отбой, и спать до трех часов — пока не завоет Вася Усов.

Во дворик выводили зэков из разных камер, здесь я познакомился с подельником Янина — Анатолием Черкасовым. Это был плотный невысокий мужчина с голубыми глазами, тогда ему было 45 лет. Уже на воле Черкасов отрастит бороду и усы и станет удивительно похожим на Николая Второго. В СПБ он был, конечно, наголо острижен и медленно и тяжко ходил с одышкой — у него было больное сердце. Как и у всех «побегушников», история жизни Черкасова была непростой.

Родом из Самары, он учился — отлично учился — в военно-морском училище в Ленинграде и даже почти его закончил. Однако офицера из него не вышло: на пятом курсе в казарме у него под подушкой нашли пистолет. Вообще-то это было уголовное дело, но военные не любили выносить сор из своей избы. Тогда пришлось бы объяснять, каким образом пистолет пропал из оружейной комнаты и никто этого не заметил.

Черкасова тихо отчислили, он продолжил учебу в самарском Политехническом институте — который окончил с красным дипломом, после чего большую часть жизни проработал инженером на газопроводах в Средней Азии. Он удивил меня, сообщив, что был женат четыре раза. Как-то Черкасов рассмешил меня на весь день — после того, как я спросил его, почему он развелся с первой женой.

— Да она сделала то-то и то-то…

— А со второй?

— Вторая была такая-сякая (и что-то еще)…

— А с третьей?

Третья тоже имела какие-то серьезные недостатки.

— А с четвертой???

— Ну, четвертая была просто сука…

«Просто сука» как раз и донесла на него в КГБ после какого-то скандала — что Черкасов слушает западное радио и ругает советскую власть. Чекисты встрепенулись, тут же провели у Черкасова обыск, ничего политического не нашли, но обнаружили коробку боевых патронов калибра 7.62. Так он попал в первый раз в тюрьму.

Если про пистолет Черкасов честно признавал, что стащил его по мальчишеской дури, то патроны имели вполне практическое назначение. У кого-то из коллег Черкасова имелся автомат Калашникова, с которым тот и охотился на сайгаков во время командировок в степи.

Дело было мелкое, но «антисоветчика» КГБ миловать не собирался. Черкасова признали невменяемым и отправили в областную больницу в Самару, где он пробыл год. Вышел оттуда уже «недочеловеком». Со второй группой инвалидности, с которой на работу не брали — и мизерной пенсией. Поэтому, когда он познакомился с Яниным, то легко согласился присоединиться к нему в побеге. Тем более что Черкасов был изобретатель и имел какие-то, как он утверждал, полезные проекты, на которых в СССР заработал бы разве что копейки.

В Первом отделении сидел еще один изобретатель — инженер из Мордовии. Как и Черкасов, он тоже придумал какой-то супердвигатель внутреннего сгорания, так что на прогулках два креативных ума ожесточенно спорили, чье изобретение дает больший КПД. Двигатели внутреннего сгорания в психиатрической тюрьме интересовали меня менее всего, так что их дискуссии я слушал вполуха. Правда, позднее случайно выяснил, что Черкасов «изобрел велосипед»: его новшество было уже давно известно и использовалось на Западе.