Девятый Замок

Сквозь затянутое сетью окно пробивался тусклый свет. Борин заметил на столе какой-то предмет. Подошёл ближе. Переворошил старые страницы. Глянул на обложку.

"Рёммар Странник. Круг Земной", — значилось вытертой позолотой.

Сердце остановилось на два удара. И сзади послышался шорох.

Борин обернулся, выставив нож. На него смотрел грустный призрак. Ойн-дворецкий покачал головой.

— Что тут случилось? — спросил Борин.

— Крысы, молодой господин. Крысы ворвались в наши подвалы, полные золота, и растащили всё до последнего. Хорошо, что госпожа Фрейя этого не видела.

— Эльда и Велла звали тех крыс?

— Они привели с собою более алчных, — печально улыбнулся Ойн.

— А что с Эвьон? Я искал вас…

Дворецкий приложил палец к губам.

И растаял.

Книга выпала из ослабших рук. Страницы раскрылись на главе о древнем городе на берегах озера Алмар. Башни и золочёные крыши на картинке манили, строки зацепили глаз и потянули за собой. Борин сделал шаг, не глядя, и вышел на причал…

…где дымились обломки кораблей.

Город был разрушен.

Улицы и площади, церкви и башни, каменные и деревянные дома — всё смешалось в крошево из древесины, камня и стекла. И древние руины, и новые постройки — теперь то была единая, обожженная пустошь. Борин словно вживую видел, как высокие могучие воины в чёрных рогатых шлемах, с большими секирами, врываются в город, избивают людей, жгут дома, и не берут пленных, ибо рабы им ни к чему. Это не люди, это орминги, утенгеманы, Дети Змея. Чёрная Орда, она пришла через три моря, как встарь, и теперь пощады не будет никому.

Сколько хватало глаз, на берегу стояли требушеты и катапульты. Камни и ядра, бочки с маслом и пылающие колоды летели на островок, где за стенами цитадели укрылись последние жители и защитники. Белые стены — ты помнишь их, маленький Борин? — падают, рушатся башни, изнутри слышатся страшные крики, но ты не смеешь заткнуть уши. Ведь ты желал увидеть руины, малыш, ты помнишь? Огонь брызжет из-под завалов, а над волнами озера распростерлись крылья драконов. Вот он, мир оживших легенд и саг! Драконы вырвались из плена, из долгого сна, и принесли страх и гибель. Тебе не жаль?

Борин видел, как под ударами камней рухнул, обратился в пыль прекрасный чёрно-златой чертог, Кёнигхус. То, что создавалось на годы, на века, стало ничем за пять ударов сердца. И сердце сжалось, и боль пронзила насквозь, потому что мастерство великого Тора пошло прахом.

Один лишь дом остался нетронут. Конечно же, то был Кафедральный собор. Его алтарь был залит кровью, ибо орминги устроили тут жертвоприношение. Борин шёл через разноцветные полосы света, сочившиеся сквозь витраж. Он жаждал посмотреть в глаза жертве на алтаре. Распятый бог плакал кровью, глядя на него.

Борин склонился над телом, пригвожденным к камню. Удивился, обнаружив, что это дверг. Женщина-дверг. Откинул мешковину с лица.

И мир рухнул вслед за славным городом Даэлором.

На него смотрела — о, за что?! — мёртвая Эвьон. Горячие слёзы падали на её щеки.

Вдруг она моргнула. Сердце её не билось, лицо оставалось холодным, синевато-бледным.

— Что ты тут плачешь, Борин? — спросила его мёртвая любовь. — Хорошо же ты отвёз меня любоваться на Даэлор! Ты обманул меня, ты отправил меня в Дом Туманов. Не надо теперь хныкать, как девчонка. Упустил, не защитил. Твой жестокосердый дед уничтожил нас, всех нас. Он — король ормингов…

Борин отстранился. И ударил её — резко, наотмашь, по губам. Затем вогнал ей чёрный меч в сердце, расколов алтарный камень пополам. Эвьон смеялась как безумная, потом превратилась в тётушку Эльду, в тётушку Веллу, а потом за её спиной открылась дверь. Борин бросился туда, во мрак, прочь от неё, от них, от себя…

Он падал бесконечно долго. Наконец вывалился из пещеры на горную тропу. Огромная тень накрыла его, похоронила боль и страх. Ибо перед ним теперь были Змеевы Зубы, Драккетар. Зимний перевал сверкал злым, коварным льдом. Перевал смеялся ветром. Совсем как тогда, много лет назад. И вспомнил Борин Скальд, ради чего пришёл сюда.

— Честь и месть! Пал лучший в роду, а никто о том не подумал! Быть может, Тор был жесток, но он Хёльтурунг, и он мой дед! Пусть я никогда не прощу его. Но я объявляю месть! Я — Борин сын Торина сына Тора сына Хрофта — требую выкупа за голову, и не возьму своей доли иначе, чем кровью! Коли ты не трус, Золотой Круг, выходи и бейся со мной!

А коли ты трус, так будь проклят. Ослепни, оглохни, и чтобы шкура слезла с тебя, и крылья отнялись, и не видеть тебе более свободы… Я, Борин Торинсон, всё сказал.

Эхо отзвучало, и горы застыли в безмолвии. Борин озирался, не убирая руки с меча. Он ждал.

И зазвучал ответ — словно посвист ветра, словно шипящие под дождём угли: