Девичьи игрушки

– Оставим в стороне экивоки, сударыня, – собрав волю в кулак, жестко произнес Барков. – Зачем я вам понадобился? Верно, не для того, чтобы вести разговоры о поэзии или демонстрировать мне столь дивное… собрание.

Брезгливо ткнул рукой в фаллическую игрушку. Да уж, девичьи игрушки… Нечего сказать.

– Вестимо, не для этого. – Голос Брюнеты стал и впрямь напоминать змеиный шип. – Мы хотели поговорить с вами… Привлечь или, по крайней мере, предупредить, чтоб вы, сударь, не совали свой длинный нос не в свои дела. И не становились поперек пути людям, которые не вам ровня по силе и возможностям своим!..

О, а вот это уже другой разговор.

Но как жаль…

В сердце впилась саднящая игла.

Как жаль, что дело зашло столь далеко.

Ох, Тень-змея, сколь же велика твоя сила! Самую малость оставила, не проглотила. Беда, ежели не поспеть с лечением. А как пользовать? Кто подскажет средство?

– Кто это – мы? Вы да ваш дядя? Или гости, собравшиеся в этом дому?

– Дядя?.. – вздрогнула девушка. – При чем здесь мой дядя?

– Так господин поручик не ведает о том, что деется у него под крышей?

На лице Брюнеты отразилось видимое облегчение.

– Ах, поручик… Как же, как же. И он в деле. Что ж до гостей…

Пару мгновений она колебалась. Затем решительно встала и поманила его рукой.

Подойдя к стене, дернула некую скрытую веревочку, и шелковая драпировка поднялась вверх, открыв дверь. Легонько приотворив ее, красавица заглянула в щелочку, а потом посторонилась, уступая место Ване.

– Извольте взглянуть… Изволил.

В полутемном помещении, освещенном всего двумя или тремя шандалами, играли в карты.

Барков полюбопытствовал, кто же это манкирует танцами, и обомлел.

За ломберным столиком сидели молодые и не очень люди, знакомые ему по Петербургу. Граф С…ов, князь Б…й, братья О…вы. Ну-ка, ну-ка…

Но дверь уже захлопнулась.

– Вы удовлетворены?

Не нашелся, что ответить. Близкие к «малому двору» великих князя и княгини персоны. Что они делают в этом захолустье?!

– Мы радеем о будущем России, – как бы услышав его вопрос, пояснила девушка. – Ужель вы сами не видите, что творится вокруг?!

Заломив руки, принялась нервно прохаживаться по кабинету, мало не выкрикивая гневные тирады:

– Бессмысленная война, истощившая и без того худую казну государства, опустошенную бессмысленными прихотями старой похотливой блудницы, на уме у которой одни наряды да балы! Полный застой в науке и искусствах! Запуганный и забитый народ и не менее окованное цепями дворянство, отданное во власть всесильным временщикам! Разгул произвола, творимого Тайной канцелярией…

Поэт молчал. Он был почти во всем согласен со своей пассией. Особливо в том, что касалось произвола. На своей шкуре почувствовал ласковые объятия Приапа-Шувалова. И все же…

– Что предлагаете взамен?

– Взамен? – Прелестница стала как вкопанная. – Надобно дать дорогу молодым силам, кои приведут государство к процветанию, просвещению, миру!

Понятно. Очередной заговор и дворцовый переворот. Мало ль их уже видела в этом столетии бедная матушка Русь?

– А средства?

– В святом деле все средства хороши! – в запале бросила Брюнета.

– Э, нет, позвольте не согласиться. Все, да не все. Когда это идет вразрез с разумом, с сердцем и самой верой, то…

Он не договорил. Да и надобны ли были тут слова? Не все ль и без них ясно?

Дама закусила губу.

– По крайней мере… – начала нерешительно. – Дайте слово, что не будете мешать. Не донесете…

– Обещать того не могу, – возразил твердо. – Как карты лягут.

Повернулся и пошел прочь.

– Да постой же, упрямец! – полетело ему в спину отчаянное. – Я же тебе добра хочу, пойми, наконец! Уже пару раз спасала твою глупую голову, но не могу делать это вечно! Мне просто не позволят…

Поэт остановился на пороге распахнутой двери, из-за которой неслись веселые звуки польского. Бал продолжался.

– «Братия! Если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов…»

И, не добавив ничего к словам апостола Иакова, вышел вон.

На улице он тут же попал в руки Козьмы и Дамиана.

Монахи наперебой принялись расспрашивать о том, что было в доме, да отчего это на Иване лица нет.

А поэт не мог говорить. Тяжелый камень придавил ему грудь, мешая дышать.

Шел и шел вперед, лишь бы подальше от недоброго места.

И вдруг, как раз напротив церкви Рождества Богородицы, остановился, приметив некую жалкую фигуру, приютившуюся на паперти.

Скинув шубу на руки оторопевшим отрокам, с остервенением стащил с себя подаренный невесть кем камзол и накинул на прикрытые ветхой рванью плечи нищего. За камзолом последовала и жилетка. Снял бы и панталоны, да негоже без порток по людным местам шляться.

Без окаянного тряпья стало полегче.

– Ну все! – выдохнул. – Едем к преосвященному. Есть о чем поведать и потолковать…

Глава 6 РЕШАЮЩИЙ ДЕНЬ

Москва, апрель 2006 г.