Девичьи сны

– Почему? За что? – спросил он. И, не дождавшись ответа, закричал сдавленным голосом: – Чем вы занимались, черт бы вас побрал? Трепотней, да?

Впервые я слышала, как кричат шепотом.

– Ты что, не понимаешь, какое время? – яростно продолжал он. – В газетах каждый день – о низкопоклонстве, о бдительности! А вы языки распустили! Философы! Идиоты!

Я чувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем именно.

На следующий день поехала в Петродворец, разыскала Николая. Он уже знал об арестах.

– Это все из-за Зураба, – мрачно сказал «боцман». – Думает, ему все можно.

– Да что он сделал такого страшного?

– Что-то загнул на семинаре о национальной политике, что ли. Ты спроси у Бэлы, они же в одной группе учатся.

Бэлу найти было трудно. У нее в блокаду вымерла вся семья, дом разбомбили, она одна уцелела, работала в МПВО, в общем – хлебнула беды. Как только сохранила по-детски удивленные голубые глаза? Жила она то в Петродворце у тетки не тетки – у подруги ее матери, то в университетском общежитии. Попробуй найди ее, маленькую, вечно куда-то несущуюся. Я уж отчаялась найти, как вдруг столкнулась с ней в длиннющем коридоре второго этажа университета – Бэла выбежала из какой-то комнаты прямо на меня.

– Ой, Юля! – Схватила меня за руку, отвела к окну и – быстро шепотом: – Ты уже знаешь? Володьку вчера вызывали в особый отдел, а меня сегодня, грозятся, требуют написать про Зураба и Ванечку…

– Что написать?

– Ну что, будто расхваливали западную философию, Эйнштейна превозносили, а советскую науку принижали, ой, ну чушь, чушь собачья! – Бэла сжала виски ладонями, я заметила, что у нее один палец был изуродован, скрючен. – Я сказала, ничего писать не буду, ничего они вредного не говорили, а только интересовались мировой философией – что в этом худого?

Вечером дядя Юра объявил, что мне надо срочно уехать. Домой, в Баку. Я отказалась: возвращение к Калмыкову было немыслимо, невозможно.

– Да ты понимаешь, какая над тобой опасность? – закричал он страшным шепотом. – Хватают всю вашу компанию, значит, и до тебя доберутся!

– Но мы же ничего дурного не сделали. Ваня докажет, и Зураб… Их выпустят через неделю, ну через две…

– Хрен их выпустят!

Вдруг я поняла: не столько за меня боялся дядя Юра, сколько за себя и тетю Леру. Последнее время он стал очень беспокойный. Его пугали появлявшиеся в «Правде» и других газетах статьи о каких-то антипатриотах, которые поклонялись всему иностранному и злонамеренно принижали все советское. Да, за тетю Леру он боялся. Она беременна, на пятом месяце, и вот это действительно важно, надо оградить ее от волнений. Я знала, как тяжело она пережила гибель своего первенца, Никиты, и как страстно хотела ребенка.

Я посмотрела на тетю Леру. Она лежала на кровати, закрыв глаза.

– Хорошо, дядя Юра. В Баку я не поеду, но завтра же уйду от вас. Только, пожалуйста, не беспокойтесь.

– Дура! – заорал он в полный голос. – Куда уйдешь?

У меня была смутная мысль о Бэле, вернее, о той женщине, у которой она жила в Петергофе. Да все равно куда. Только бы не видеть выпученных, бледных от страха глаз дяди Юры.

– Никуда ты не уйдешь, – сказала тетя Лера, не раскрывая глаз. – Может, пронесет.

– А если не пронесет? – Дядя Юра заходил, заметался по комнате. – Вот что, – остановился он передо мной. – Я слышал в училище, идет набор вольнонаемных для работы в Пиллау. Завтра же узнаю.

Набор вольнонаемных, в том числе и для работы на метеостанции в неведомом мне Пиллау, действительно шел. Но я еще надеялась, что Ваню вот-вот выпустят… ведь он ни в чем не виноват…

Спустя два или три дня я узнала, что арестована Бэла… арестован Николай… кажется, и Володя…

Хватали всю компанию…

Я согласилась завербоваться в Пиллау. Я вполне управлялась с работой синоптика. Пусть.

Оформление заняло около месяца. Я прожила этот месяц в оцепенении. Куда-то ходила, ездила в трамваях, отвозила справки, заполняла анкеты. Было отчетливое ощущение конца жизни. Тянуло на Республиканский мост. В сущности, это так просто – перемахнуть через перила…

Перед отъездом я навестила Авдея Ивановича на его лодочной станции. Он плакал пьяными слезами и все твердил, что разыщет какого-то прежнего друга, который раньше служил в Большом доме… Я оставила Авдею Ивановичу свой адрес: Балтийск, до востребования. Если Ваня напишет, то…

Назавтра вместе с новой знакомой, девицей, тоже завербовавшейся в Пиллау, то бишь Балтийск, я уехала из Ленинграда.

Глава пятнадцатая Баку. Декабрь 1989 года

Восемнадцатого декабря у Котика Авакова и Эльмиры – день свадьбы. Они всегда отмечают годовщину – это семейная традиция. Обычно Эльмира готовит, с помощью матери, пиршественный стол, да еще какой! Собираются родня, близкие друзья, и начинается долгое застолье с тостами, шутками и многочисленными сменами блюд. Нигде не бывает еды вкуснее, чем у Эльмиры, – поверьте на слово.

Сегодня у них сорок вторая годовщина, что само по себе знаменательно: много ли теперь таких прочных семей? Впрочем, нам с Сергеем не намного меньше – мы женаты ровно сорок лет.