Девичьи сны

– Ой, Вовонька, где ты пропада-аешь? В городе что-то ужасное…

– Не беспокойся, мама. Я у пациента, на Восьмой Завокзальной…

– Вовонька, езжай прямо к нам. Слыши-ишь?

– Да, мама. Через полчаса буду у вас.

Наташа, накинув пальто, вышла проводить его. День был серый и ветреный, во дворе полоскалось на веревках белье, алели, как праздничные флаги, два огромных красных чехла. У одной из застекленных галерей первого этажа возбужденно разговаривала группка людей, размахивая руками, повышая голоса до крика.

– Это у квартиры портного, – кивнула на них Наташа. – Ты позвонишь перед отъездом?

– Конечно. Уж раз я тебя нашел, Натайка, так не отпущу.

– Буду тебя ждать. – Она поцеловала Володю. – Только не исчезай надолго. Не исчезай!

Он сел в свои белые «Жигули» и, выехав на улицу Чапаева, погнал вдоль трамвайной линии. «Не исчеза-ай! – мысленно пропел он на мотив известной песни. – Я буду ждать… но только ты… не исчеза-ай!»

Это радость в нем пела.

По Кецховели выскочил на проспект Ленина и повернул налево, к Сабунчинскому вокзалу. Там густела черно-серая толпа. Володя притормозил и ехал на первой скорости, гудками и жестами прося толпу раздвинуться. На площади перед вокзалом что-то горело и трещало – как будто костер, Володя не успел разглядеть. Перед ним встали трое или четверо с красными повязками на лбах, с решительными нахмуренными лицами, с железными палками, заточенными наподобие пик. Что еще за новости? Самозваные гаишники? Приспустив боковое стекло, Володя спросил по-азербайджански:

– Что случилось?

– Поворачивай обратно, – сказал один.

– Стой! – сказал другой, чернобородый, пронзительно вглядываясь в Володю. – Документы!

Там, на площади, высоко взметнулся желтый язык огня, оттуда неслись яростные крики, и показалось Володе – уголком глаза увидел – будто кого-то потащили к огню.

– Паспорта нет с собой, – резко сказал он и дал задний ход, одновременно выруливая вправо.

– Вадителски права давай! – по-русски заорал чернобородый, угрожающе замахиваясь пикой.

Но Володя уже переключил скорость и, что было сил крутя баранку, бросил машину вперед и влево. В тот же миг удар пики обрушился на багажник – машину разбили бы, разнесли вдребезги, если б Володя не выжал газ. Пикетчики сразу остались далеко позади, а люди на мостовой шарахались, уступая дорогу сумасшедшему автомобилю с воющим мотором, с клаксоном, непрерывно кричащим под побелевшим пальцем.

Он гнал машину вверх по проспекту Ленина. В зеркало видел идущий за ним грузовик, в открытом кузове которого теснились молодые, возбужденные, в кепках, – не погоня ли? На углу Свердлова взял круто вправо. Грузовичок не повернул за ним, жал по Ленина вверх, в Арменикенд.

Володя притормозил на трамвайной остановке. Может, не искушать судьбу – покатить обратно по Чапаева на Восьмую Завокзальную – там Наташа Мустафаева, вдруг вынырнувшая из пятого «А»… там тишина… и ничего не надо, ничего не надо – только бы засветились радостью печальные глаза…

В следующий миг, однако, он повернул влево на улицу Фабрициуса. Так, прямиком, он выедет на Инглаб. Дома надо будет быстренько собрать сумку с пожитками для Москвы, взять деньги, сберкнижки – и пуститься к родителям на Телефонную. На машине не проехать – проверяют, увидят в водительских правах армянскую фамилию, выволокут из машины, изобьют до смерти… похоже, не только для устрашения у них в руках заточенные пики… Придется поехать на метро от станции «Гянджлик» до вокзала, а там пешком недалеко до Телефонной… Господи, этот костер у вокзала! Ну не может быть, не может быть, чтоб волокли живых людей!.. Не средние же все-таки века…

На площади у Дома правительства гремел нескончаемый митинг. Ораторы – Панахов и другие руководители Народного фронта – сменяли друг друга у микрофонов. Исполненные пафоса фразы, которые они беспрерывно кидали в толпу, были как поленья, подбрасываемые в гигантский костер. Ответный рев толпы волнами перекатывался по площади, и ярости в нем было тем больше, чем «горячее» сведения, сообщаемые оратором.

– …Симон Врацян, из дашнаков, возглавил первое советское правительство Армении и в двадцать первом году организовал массовые убийства азербайджанцев в Зангезуре и Карабахе…

– …В Топхане армяне вырубают заповедный лес для строительства цеха…

– …В Карабахе русские солдаты щупают азербайджанских девушек…

На стотысячной площади – ни у кого никаких сомнений. Раз выкрикнуто в микрофон с трибуны, значит, все правда, чистая правда – армяне всегда были злейшие вр-раги, – бить, бить армян!! Чтоб ни одного в нашем Баку!!! Смерть армя-а-а…

На трибуну вдруг взбежали молодые какие-то люди, один был в куртке внакидку, под которой белела повязка, и правую руку он держал на весу. Кинулись прямо к Ниймату Панахову, и тот, выслушав, вскинул вверх руку. И, как оркестр повинуется жесту дирижера, площадь сразу вняла команде. Рев оборвался, на площадь пала тишина.