Девичий мирок

Миссис Виллис вернулась из Сефтона поздно. Полиция была уверена, что отыщет обеих девочек, но пока ей не удалось напасть на их след. Отпустив учениц спать, миссис Виллис поднялась к Эстер, чтобы приласкать ее перед сном. Ее поразил вид бедной девочки, она вынуждена была признаться себе, что до сих пор до конца не понимала ее характера.

Всю ночь Эстер мучили кошмары. Под впечатлением одного из них она вскрикнула и проснулась. Ей невыносимо было оставаться возле пустой кроватки, и, вспомнив, что Сьюзи Драммонд тоже одна, она решила, что сейчас самая подходящая минута, чтобы поговорить с ней. Накинув шлафрок, она побежала по коридору к комнате Сьюзен.

Сьюзи спала крепким сном, обернувшись лицом к окну. Ставни были открыты, и лунный свет, свободно проникавший в комнату, падал ей прямо на лицо.

Эстер едва удалось разбудить подругу. Наконец Сьюзи села в постели, зевая во весь рот.

– Это ты, Эстер? Что случилось? Есть что-нибудь новенькое? Энни вернулась?

– Нет, никаких новостей. Сьюзи, мне надо поговорить с тобой!

– Ночью? Зачем тебе понадобилось будить меня?

– Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь нас слышал. Сьюзи, прошу тебя, не засыпай, пожалуйста.

– Я постараюсь, правда, постараюсь. Смочи мне голову и лицо; чашка с водой возле постели, я всегда держу ее под рукой. Ну, спасибо. Теперь я, кажется, проснулась. Минуты на две меня хватит. Успеешь ты сказать, что тебе надо?

– Я, право, не знаю, есть ли у тебя сердце, но я уверена, что во всех проделках, в которых обвиняют Энни Форест, виновата ты!

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Сьюзи с самым невозмутимым видом.

Пораженная до глубины души таким нахальством, Эстер не выдержала и наговорила Сьюзен резкостей.

– Какая же ты бессовестная! Прикидываешься невинной, но я все знаю! Карикатуру в тетрадь Сесиль перерисовала ты, и сочинение Доры тоже ты подменила. Не знаю, зачем тебе это понадобилось, но ты мастерски проделала все эти мерзости, свалив на ни в чем не повинную Энни всю тяжесть подозрения.

– Господи, Боже мой! Разбудить человека, облить его холодной водой только затем, чтобы сказать ему, что хуже его нет во всей школе. А скажи, пожалуйста, какое тебе до этого дело? Ведь ты не любишь Энни Форест.

– Не люблю, но это ничего не значит. Я хочу, чтобы к Энни относились справедливо; она так несчастна. О, Сьюзи, пойди и скажи всю правду миссис Виллис!

– Милая Эстер, ты положительно сошла с ума. Когда ты сделала это знаменательное открытие?

– Довольно давно. В ту ночь, когда было подменено сочинение.

– Если так, то это ты лгунья. Когда миссис Виллис спросила, известно ли тебе что-нибудь относительно «Мутного ручья», ты ответила отрицательно. Я видела, как ты покраснела. Если я, по-твоему, совершила такую низость, то иди и заяви об этом миссис Виллис, а теперь не мешай мне спать.

Повернувшись к стене, Сьюзи накрылась одеялом с головой и погрузилась в глубокий сон.

Глава XLIV Под стогом сена

Говорить об удовольствии спать под стогом сена и испытать это удовольствие в действительности – вещи совершенно разные. Скошенный луг прелестен днем, но, покрытый росой в ночное время, он неважное пристанище для отдыха. Самые обыкновенные предметы принимают в темноте фантастические очертания, каждый звук особенно режет ухо. Крепко проспав около часа, Энни проснулась от холода. Кругом было темно, в гулкой тишине явственно слышалось кваканье, стрекотание, жужжание.

Энни не была трусихой, но и у самой храброй девочки могут сдать нервы, особенно после всех переживаний последнего времени. Ночная тишина казалась ей таинственной и страшной. Когда паук прошмыгнул по ее лицу, Энни невольно вскрикнула. В эту минуту она была бы рада любому грязному углу в Оклее, который обошелся бы ей в несколько пенсов. Скошенное сено было сложено в небольшие копны, которые в темноте представлялись расстроенной девочке злобными и страшными чудовищами. Закутавшись в плед, она поглубже зарылась в стог и стала дожидаться утра. Уснуть она так и не смогла.

Измученной девочке казалось, что утро не наступит никогда. Но вот предутренний ветерок заволновал траву на нескошенных участках, небо сделалось бледнее, а воздух свежее. Восток стал розоветь, проснулись птицы, насекомые застрекотали на все лады, копны сена наконец стали походить на самих себя, в траве роса засверкала, взошло солнце.

Вместе с солнечным светом к Энни возвратилась и ее обычная бодрость. Теперь она готова была смеяться над своими ночными страхами. В ней снова пробудилась надежда. Энни верила в святость своего подвига: девочка готова была победить или умереть. Любовь, и одна только любовь руководила ею. Она не думала ни о прошедшем, ни о будущем. Ее мысли были заняты одним – спасением Нэнси.