Devil ex machina

Интересно, как много раз за все это время он мог бы убить ее, если бы не сдерживался? И каким образом это желание перерастает в зов плоти? Он поцеловал ее словно бы от безысходности. Потому что руки связаны. И переспать с нею – все, что он может себе позволить.

В комнату хлынул прохладный воздух, и Фаина немного постояла у окна, глубоко дыша с прикрытыми глазами. На завтрак хотелось чего-нибудь свежего, не успевшего заветриться в холодильнике. Например, салата из фруктов, политых несладким йогуртом.

Заставив себя не вспоминать о ночной встрече, об очередной безнаказанной выходке Яна, обо всем этом дерьме, которое комом подступало к горлу, она сбежала в магазин, концентрируясь только на одном ощущении – голод. Словно не ела несколько суток. Или накануне занималась тяжелым физическим трудом, а теперь организм требовал восстановить силы. Голод вел ее по улице, спазмами скручивал желудок. Что-то с нею было не так. Что именно? Какие-то внутренние схемы перестраивались. Нельзя было их увидеть или даже назвать, но они составляли механизм, который делал Фаину самой собой. И сейчас они со скрежетом меняли свою форму.

Девушка шагала по теплому весеннему переулку, прислушиваясь к себе. Восприятие мира приобретало прежние оттенки – как раньше, до лечебницы, до нелепой попытки стать «как все». Визуальные границы окружающего мира были размыты до тех пор, пока она не концентрировала на них внимания. Глаза видели только то, что ей хотелось видеть. Выхватывали из общей картины небольшие фрагменты – линии на ладонях, насекомое в воздухе, чью-нибудь красивую пуговицу на распахнутой куртке, потертости на собственных кроссовках, трещины в асфальте.

Аналогичное происходило со звуками. Шум городской жизни и ее обитателей для Фаины оставался едва слышимым фоном личных внутренних процессов. Рев автомобильных двигателей, гомон многоликой толпы – самые громкие звуки на улице – тускнели в сравнении с маховиком, который вращался в ее голове, обрабатывая одновременно слишком много информации в виде вопросов, догадок, воспоминаний (мнимых и настоящих), попыток связать все это воедино и проанализировать, создать алгоритм, выстроить систему. Однако временами, очень редко и по неизвестным признакам, мозг вычленял из общей звуковой дорожки нечто определенное. Например, всплеск воды в луже от касания детского резинового сапога. Или легкий звон колокольчика на входе в сувенирную лавку. Или асфальтодробилку где-нибудь на соседней улице. Или капель кондиционеров, которыми, точно крупными бусами, увешаны новостройки.

Складывалось впечатление, что Фаина находится в полутрансе, и это стандартное состояние, в котором ей удобно существовать: мозг переходит в спящий режим и реагирует только на определенные раздражители, соотнося со своими потребностями. Однако иногда в этот раздел случайно попадает и всякий сор. В итоге Фаина не слышит и не замечает вещей очевидных, зато видит и ощущает то, на что окружающие на обратят внимания и пройдут мимо.

Но не обо всем этом размышляла Фаина, бредя по улице. Маховик с натужным скрежетом перемалывал воспоминания о вчерашнем поцелуе – каким он был ласковым, влажным и волнующим. Если в тот день, когда Ян швырнул ее на кровать и поменял цвет кожи, все было не сном, получается, они целовались уже дважды. И как не похожи меж собою эти два раза. Тогда, возможно, один из поцелуев и правда придуманный. Какой?..

По пути к продуктовому повстречался Кирилл. Заметив его издалека, Фаина сначала не поверила глазам, затем ускорила шаг. В одной руке парень нес большой непрозрачный пакет с красной буквой, а другую прижимал к груди. Она была в гипсе, болталась на марлевой повязке через шею.

– Привет, что это с тобой?

– Здравствуй, да ничего особенного, – дружелюбно улыбнулся Кирилл. У него было хорошее настроение, что сильно диссонировало с внешним видом.

– Как ты умудрился? – предчувствуя дурное, спросила девушка.

– Это мы с Яном повздорили из-за тебя, – Кирилл даже не собирался утаивать правды, отчего Фаину бросило в жар.

– Что ты говоришь? Ян тебе… руку сломал?..

– Это мелочи, не переживай. Она очень скоро заживет. Был открытый перелом, много крови, знаешь… Неприятно, честно говоря.

– Ты в больнице-то был, Кирилл? Врач тебя смотрел?

– Конечно. Уже почти все срослось. Это ведь Ян сломал. А, ну ты же еще не знаешь. Как-нибудь потом поймешь. Обязательно поймешь.

– Господи, какой ужас… тебе больно?

– Уже нет. Но в сам момент перелома боль была ужасная. Я чуть сознание не потерял. В больнице сказали, что у меня был болевой шок. Ян постарался, чтобы мне было максимально больно. Однако сейчас это не имеет значения. Главное, что мы во всем разобрались, и свое наказание я получил. Теперь совесть меня не мучает.

– Наказание за что?

– За то, что трогал тебя. Не сдержался, поддался влечению.

– Кирилл… это ведь я ему рассказала. Со злости. Прости… Прости меня! Я же не знала, что он сделает с тобой такое!!!