Александра не заставила себя ждать: «Здравствуйте Иван, Мария, Евдокия, Александра и Прасковья. Очень давно не писал – был тяжело ранен, да и сейчас ещё не до конца поправился. Пишет за меня сестра милосердия Степанида – рука у меня пока плохо работает. В сентябре пятнадцатого года наш полк прямо с марша был брошен в наступление. Отдохнуть и грязь с сапогов соскрести даже не успели. Шли по лесу Пинских болот почти всю ночь. Потеряли связь с соседним первым батальоном. Командир роты приказал мне взять двух солдат из нашего взвода и установить с этим батальоном связь. Умри, говорит, Федор, но сделай – ты воин у нас бывалый. Никакой карты местности не дали, указали направление и всё. Пошли мы выполнять задание. В лесу наткнулись на разведку противника в количестве пяти человек. Слава Богу, что мы увидели их первыми, с первого же залпа уложили насмерть троих, потом я ещё одного немца застрелил, а пятого мы взяли в плен. Долго плутали, но соседей нашли. Привели ещё командиру первого батальона этого пленного немца, а потом под градом пуль и снарядов вернулись в свою часть. За это я получил медаль. Наступление повели чуть рассвело, без единого выстрела, в несколько цепей. Противник открыл по нам шквал винтовочного, пулеметного и артиллерийского огня. Наступление наше приостановилось, кругом вопли, стоны раненых, много убитых. Кто жив, вырыли при помощи шанцевых лопаток индивидуальные окопчики и так под дождем без пищи и воды лежали трое суток. Мокро было и сильно холодно. Только на четвертые сутки вывел нас командир батальона из этого гиблого места. От полной роты нас только тридцать человек и осталось. Такого кошмара я раньше не видел. Но не специально привели сюда людей. В наступлении часто так бывает. Пришлось опять все тяготы и лишения войны перенести на своих плечах. На рассвете третьего ноября наш полк под артиллерийским огнем противника с левого берега Днестра переправился на правый, а на следующий день мы снова пошли в атаку. Впереди окопов противника протекала небольшая речка, берега её все заросли камышом. Перейти её тихо не получилось, поднялся шум. Враги услышали и подняли стрельбу. Мы бросились на окопы врага, и немцы отступили. Я только перепрыгнул окоп, как рядом снаряд разорвался, и я потерял сознание. Когда очнулся, наши уже вперед ушли, кругом свистят пули. Подумал – сейчас добьют на открытом месте. Рядом немецкий окоп был, а я на животе туда и сполз. В трёх шагах от меня стоит солдат немецкой армии, плечом привалился на стенку окопа и держит рукой свою винтовку. Моя же винтовка осталась где-то наверху. Подумал – вот и смерть моя пришла. Тут вдруг немец ойкнул и упал на дно окопа так, что штык его винтовки оказался у моей головы. Я смотрю на него, а он на меня. Он начинает что-то говорить, но видит, что я не понимаю и давай мне знаками объяснять. Понял я, что пить он просит. У меня была фляга с водой, я её отстегнул и протягиваю ему. Он с большой жадностью выпил всю воду и подает мне обратно пустую флягу. Потянулся я за ней, а он меня за протянутую руку берет и пожимает её. Отдохнул я немного и к своим пополз. Винтовку нашел – рядом с окопом она лежала. Добрался до роты, а там скоро и снова в атаку пошли. Мы на немцев, они на нас. Крепко среди поля схватились. Двоих я застрелил, одного заколол. Командиру роты ещё помог – его совсем уже немец одолевал. Того немца я и заколол штыком. Немцы отошли, а нас вскоре опять их артиллерия обстреляла. Многих побило, а меня сильно ранило. Не помню, как меня санитары обратно на левый берег Днестра везли. Очнулся уже на перевязочном пункте. На двуколке меня с другими раненым отправили на железную дорогу, а по ней в Киев. Три операции уже делали. Георгия мне уже здесь вручили и медаль, что ранее заслужил. В госпитале буду ещё долго – не все осколки достали, сильно меня немцы приложили. Сообщите обо мне в Бакули. Федор.»
Пока письмо читала, Александра не раз слезу смахнула. При чтении она неоднократно останавливалась – часть текста была цензурой замазана, но как-то небрежно и буковки просвечивали. Общими усилиями разбирали написанное. Ванька даже пару раз к окну подходил и письмо на просвет расшифровывал. В принципе, военную тайну Федор в своем послании не выдавал, поэтому цензура сильно с его письмом и не заморачивалась, спустя рукава работала, а Ваньке и сестрам каждая буковка от Федора была дорога, всё до мельчайших подробностей о нем они хотели знать…
После двух сеансов прослушивания письма Ванька в Бакули засобирался – надо родным Федора вести передать, что жив он, ранения свои в госпитале исцеляет. Перед этим время отправки письма уточнил – давненько из Киева оно что-то отправилось, больше месяца по просторам империи путешествовало. С той поры много воды утекло, но и этим вестям в деревне рады будут.