Девочка Давида

Я придумывала пути к отступлению, но поняла, что их нет. Ужасной битве быть.

— Смелее. Ну же… ко мне! — хрипло велел он.

Я моргнула несколько раз. Луна сместилась, и я увидела его тело. Давид был одет — свободные джинсы и белая рубашка обтягивали его мощное напряженное тело. Давид застегнул все пуговицы.

Так даже лучше. У полиции могли возникнуть вопросы, если бы они нашли его голым.

— Опустись на колени. Вот сюда.

Давид указал между своих широко разведенных ног.

Я посмотрела на вино, разлитое по бокалам, сделала, как он сказал и заглянула в его глаза. Я ждала, что он уйдет принять душ — за это время я могла бы наполнить его бокал вина содержимым ампулы и освободиться ото всего.

— Что-то случилось, Давид?

Давид открыл рот, и я почувствовала запах вина. Он уже выпил свое.

— В тебе идеально все: тело, мордашка, грудь, — Давид неласково потрепал меня по щеке, — это отвлекает.

— Отвлекает от чего?

— Например, от пропавших документов.

Я дернулась.

А он не позволил.

Опустил правую ладонь на мою макушку и зафиксировал меня в унизительном положении. Я глянула на него исподлобья и тяжело задышала.

Конечно, все не могло быть просто.

И я была к этому готова.

— Документов у меня нет, — прошелестела губами, — больше нет.

Давид нахмурился. Свет луны сделал его лицо совсем дьявольским, порочным. Он опешил от моей дерзости и сразу понял: у меня в кармане козырь.

Поэтому сжал мою голову крепче.

— Я это знаю. Уже обыскал твою сумку, но не нашел.

Я тяжело задышала.

И перевела взгляд на то, что он держал в своих руках, по видимости, уже очень долго.

— Зато нашел вот это.

Яд.

Давид нашел его.

Он разжал левый кулак и опасно прищурился.

— Если бы я бил женщин, я бы тебя ударил.

Давид ожесточился. Он больше не был возбужден, и брать он меня не собирался, как обещал это стоя у ванной.

Его разум трезв, а мои дела плохи.

— Но сперва я бы дал тебе объясниться.

Я покачала головой, мол, объясняться не стану. Все как есть.

Давид печально усмехнулся, встал и навис надо мной сзади. Лопатками я почувствовала его ребристую ширинку. Резким движением Давид вскрыл ампулу и вылил содержимое в бокал вина.

В мой бокал.

А половину оставил в ампуле на всякий случай. Давид взял ложечку со стола и перемешал красное с желтым. Я не видела, но, наверное, цвет вина не поменялся. Остался таким же смертельно бордовым.

Сердце гулко застучало.

— Тогда выпей со мной, — предложил Давид.

Зверь сладко обнял пальцами ножку своего бокала, а мне он подвинул мою порцию, пророчащую смерть.

— Я обещал тебя напоить. Помнишь, моя девочка?

Мои ладони вспотели, я незаметно вытерла их о сорочку. Я не стану пить, и он это знает. Но вопрос с исчезнувшими бумагами не закрыт.

Для Давида все происходящее как ком в горле: он хотел трахать меня, а не мучить. Но по тяжелому дыханию за своей спиной я понимаю, что он будет делать второе.

— Пей! — гаркнул он.

Давид ударил кулаком в стену и задел ампулу. Она перевернулась, и содержимое вылилось на пол.

Черт!

— Что ты наделал?!

Я оттолкнула Давида и с ненавистью уставилась на его лицо. Его руки были в крови — он поранился. Капли крови стекали с его пальцев и падали на ламинат.

— Либо выпиваешь до дна, либо выкладываешь все, — пригрозил Давид.

Я не сразу заметила, что торчало под его сорочкой. Это был пистолет.

Давид сунулся за пояс, но хватиться за рукоять не спешил. Был уверен, что справится со мной и без пистолета.

— Кому ты отдала документы? Имена, Жасмин. Говори.

Его сорочка натянулась до предела. Мышцы рук напряжены, а глаза… его глаза пророчили мне муки.

— Кто тебя подослал? — Давид недобро прищурился.

Мне показалось, он потянулся к оружию. И я вспомнила, что предательство не прощают.

Я схватила бокал, наполненный ядом, и бросила его в стену.

А после…

После началась борьба.

Та, к которой меня готовили много лет. Я училась бороться на выживание, пока Давид сидел в тюрьме. Мы не в равных позициях.

Иногда дыхание спирало, а мышцы горели от боли, но в итоге Давид допустил одну единственную ошибку: он так и не смог ударить меня.

А я смогла.

Это была битва не на жизнь, а на смерть. Я не помнила, как мы оказались в спальне — я едва успевала дышать. Легкие горели, и я с ужасом смотрела, как после моего удара Давид отлетел к стене.

Незаметно для себя я сжала пистолет в руках. Он стал моим, это было легко.

— Не трогай меня, — мой голос дрогнул.

Давид рассмеялся. То ли вино ударило в голову, то ли безумство — он оттолкнулся от стены и снова двинулся на меня.

— Ты не выстрелишь. Ты слабая, моя девочка.

— Просто не трогай меня… больше.

Я не знала, чего хотела.

Уйти или остаться, сделав свое дело.

Пистолет принадлежал ему, все могло выглядеть как самоубийство. Да, Монарх хотел другой смерти, но ампула разбита. И я даже немного этому рада.

А потом я вспомнила, ради чего это все.

Перед глазами проносились лица родителей и последние пять лет моей жизни.

Это было горькое воспоминание. Я целилась в мишень, а Монарх твердил в самое ухо:

— Стреляй, стреляй!

— У тебя будет возможность отомстить за них.

— Всему свое время. А сейчас меться в сердце, Жасмин.

— У тебя не будет шанса на ошибку.

— Сейчас!

И вот раздался выстрел.