Девочка Давида

Не хотел быть грубым.

Не хотел видеть ее слезы.

Я откровенно вспылил и сразу вскочил с места, лишь бы ей не навредить. Не заставить слушать силой. Не дать отрезвляющую пощечину, в конце концов.

Жасмин этого не заслужила.

Провожу ладонью по лицу и продолжаю уже спокойнее:

— Твой отец обратился ко мне. Сам. Он был болен и пожелал умереть быстро.

— Ты лжешь. Давид, прекрати это делать. Будь честен со мной и скажи, что тебе заплатили за мою семью. И за меня.

На лице Жасмин — непроницаемая маска.

Не достучаться.

Не поверит.

Тогда я запираю дверь, чтобы нас никто не побеспокоил, и просто начинаю рассказывать.

Жасмин начинает плакать — украдкой. Но я вижу, как слезы падают в воду. Надеюсь, в воде ей тепло и хоть немного комфортно, несмотря на мое присутствие.

Знаю, что ей страшно, но подхожу к ней из-за спины и растираю напряженные плечи. Если не поверит, я ей это внушу. Я заставлю ее поверить.

Жасмин не двигается. Только плечи изредка дергаются.

— У него обнаружили рак, Жасмин. Слушай, — я тяжело вздохнул, — я уже не вспомню подробности. Олег сказал, что на его стадии рак уже не излечить. Говорить семье он не желал, как и мучить вас, когда придут сильные боли.

— Я тебе не верю. Не верю. Ты лжешь.

Жасмин вторит это как мантру и тяжело дышит.

Ей больно. Я откладывал правду до последнего. Хотел дождаться, когда найду для нее лучшего врача, чтобы не перекладывать это на ее больное сердце.

Видит Бог, я долго ждал.

— У него был один из самых хреновых прогнозов, Жас. Его сжирал самый мучительный рак. Если надо — я подниму документы с клиники, в которой Олег проходил обследование.

Жасмин шептала себе под нос всякий бред. На нее было невыносимо смотреть.

— Послушай, детка. Твой папа был религиозен в таких вопросах и не хотел уходить из жизни методом самоубийства, но еще больше он берег вас. В особенности тебя.

Я сел рядом, приложившись спиной к стенке ванны, и рассказал Жасмин, как было на самом деле:

— Здравствуйте, Давид. Вы подумали над моим предложением?

В нашу встречу Олег был настроен решительно, он все давно продумал. Олег — боец, но его война проиграна. И на войне такие бойцы застреливались, когда понимали, что за пленом неизбежно последует смерть.

Я восхищался его мужественностью.

— Я хочу, чтобы вы сделали это быстро. Я не дам раку убить меня. Вы беретесь за это дело, Давид?

Я долго вчитывался в бумажки с медицинским заключением. Ну не хотел я брать такой заказ. В невинного не хотел стрелять. Жизнь его отбирать.

— Я прошу вас, Давид. Я долго искал контакт, к кому могу обратиться. Я потратил слишком много времени и чувствую, что эта адская боль, которую мне обещает моя болезнь, уже на подходе.

— Олег, мне нужно время подумать, — я вздохнул, — но скрывать не стану. Думаю, я не смогу. Вы будете знать и ожидать выстрела. Я не возьмусь за такое.

Немолодой мужчина накрыл мою руку. Я отложил бумаги и взглянул на него. Мы встречались с Олегом в Новосибирске две недели назад, и я сказал то же самое. Кормил обещаниями того, кто старел на глазах.

Еще немного, и его жена все поймет. Его вид будет оставлять лучшего, скоро Олег не сможет передвигаться как прежде, а на закате своей жизни наверняка не сможет вспомнить жену и дочь.

Страшная штука — рак. Людей превращает в овощ.

— У меня уже нет времени, Давид. Я чувствую, как эта дрянь пожирает меня.