— Я не о том. Она была во сне неспокойна. Мы бежали с ней, бежали дождь лил, было скользко, мокро, холодно, темно, а потом… — меня потряхивало, мысли путались. — Она поскользнулась и ухнула в обрыв, но я успела ее схватить за руку… — сглотнула волнение. — Я держала ее до последнего… — на глаза наворачивались слезы. — Руки скользили дождь хлестал всё сильнее, а силы заканчивались… — перевела дух, — и она… — опять осеклась, переживать вновь приснившееся было жутко. — Я не могла ее бросить. Собиралась с ней… — получались недосказанные фразы, — но прежде, чем сорваться, Энджи сказала, — я нервно смахнула с щеки едкую слезу, — «Тебе ещё рано! Не позволяй ему…», — я разрыдалась… — Что не позволять?.. Кому…
Адаков/Ад
Во мне снова случился надлом. Вот зачем она вспомнила об Энджи? Зачем травила душу, еще и сны какие-то приплетая?
Я и так себя убивал изо дня в день, продлевая агонию, так Бориска, словно нарочно испытывала меня на прочность. Провоцировала…
Бл*, и почему сестра ей снилась? Почему не мне???
Может, совесть в ней больше играла. Может, сестра требовала её совесть проснуться? Пыталась напомнить о стыде! Жаждала возмездия?
— Спи, рано еще… на кладбище, — отрезал резче, чем ожидал. Рядом находиться больше не мог — торопливо встал с постели, где калачиком свернулась Митич, остаточно всхлипывая.
— А ты куда? — тихо уточнила девчонка, когда натянув спортивные штаны, ступил к двери.
— К себе, — брякнул, но прежде, чем уйти, обернулся.
Время уже к рассвету шло — поэтому видел, что Бориска совсем погрустнела. Бледность кожи казалась мраморной, а в сочетание с густыми чёрными волосами совсем как у фарфоровой куколки.
— Не уходи, — прошептала она, но у меня не было желания ее успокаивать. Какое там?! Мог сорваться и накричать! Или чего хуже!
Лучше остыну и у себя.
Переварю боль утраты.
Протрезвею в одиночестве и только наедине с мыслями о сестре. И главное подальше от наркотика. И без того ломала меня, как ни одна другая до…
И если упав на свою постель, порадовался освежающей прохладе то минутами погода, пустота и холод стали раздражать.
Я до такой степени уже привык быть с Бориской, что без неё чувствовал себе не комфортно.
Но слабости не проявлю! Не вернусь! Лучше без сна…
На этом мысль упорхнула, в комнату с тихим скрипом двери скользнула Митич, прикрывающаяся простыней.
Ничего прекрасней не видел: хрупкая, обнаженная девчонка в белоснежной ткани, стелящейся по полу точно шлейф свадебного платья.
Она невероятно красивая, порочно-соблазнительная.
И вновь резала по-живому:
— Можно тогда я к тебе? — прошелестела робко, ступив ближе. И такими глазами полными мольбы смотрела, что замешкался с ответом:
— Спать нужно… — осёкся, когда простынь с лёгким шорохом осела на пол, являя мне полностью обнаженную Бориску.
Она — моя смерть!
Убью и сам сдохну!
На кладбище смотрел в упор на Митич, так искренне скорбящую о скоропостижной утрате… Аж нутро выворачивала, кишки в тугие узлы скручивались.
Пока ехали в клуб, Митич поступил звонок.
Она заметно нервничала: слегка покраснела, но ответила:
— Да, Саш, привет, — несмотря на бесстрастный тон девчонки, во мне вновь закипела ревность. — Отлично, да уже в клуб… — шаблонно отзывалась Бориска, на меня поглядывая украдкой. — Ад рядом. Тебе привет, — мне кинула, на миг зажав трубку ладошкой.
— От меня получит, когда меня наберёт, — пообещал я с деланным спокойствием, отвернувшись к боковому окну.
Бориска совсем смутилась:
— Да, там уже должно быть готово. Вот едем до начала главной вечеринки, чтобы успеть всё проверить. Да, не говори, у нас много дел, пока не разгребем… — сбивчиво бормотала банальности. — Ага, увидимся. Это был Саша, — завершив разговор, зачем-то отчиталась, будто я без этого не понял, кто имел наглость звонить моей невесте! — Ад, не смотри так, — заискивающе захныкала Митич. — Ничего такого нет… — словно я требовал оправданий. — Представь, если бы я скинула вызов или сказала, что перезвоню! Мне кажется, это бы выглядело подозрительно, чем мой ответ при тебе, — ко мне двинулась по сидению, но я был не в настроении её выслушивать, терпеть подлизывания и, тем более, нежничать. Я кипел от ярости, причины которой не находил…
— Ну же, — потеребила меня за рукав пиджака: — А я с ним редко общаюсь, — не скрывала. — И только, когда он звонит, сама — нет…
— Проехали, — сурово отрезал я, тоже принимал вызов от Розгина.
Но немного не доехав до клуба, завернули в магазин.
По моему требованию.
Заставил девчонку купить самое развратное платье, которое нашли в салоне. И самые высоченные шпильки.
— Ад, ты уверен? — неуверенно топталась возле зеркала Бориска, то пытаясь сомкнуть глубокий вырез до пупка, то одернуть ниже подол вызывающе короткого платья и явно была не в своей тарелке.
И меня это устраивало.
— Да! — кивнул решительно, окинув её внимательно-оценивающим взглядом. — Миленько!
Платье по типу наряда, в котором была Энджи в злосчастный день смерти. И именно Бориска утверждала, — а это на камеру снято, — что подруга в нём смотрелась просто шикарно!