В памяти вспышкой проносится все, что мы вчера делали.
Убираю руку от створок, которые он вчера мучал. В груди растет беспокойство. Я была уверена, что возненавижу его после той ночи, что больше никогда не смогу даже подумать о желании, которое совсем недавно меня съедало.
Но стоило Игнату чуть приласкать меня, и я уже готова сложить лапки и сесть на колени.
Я, конечно, не буду этого делать, но сам факт моего желания пугает.
Ведь теперь он не будет со мной церемониться, в его глазах я лишь средство для удовлетворения естественных потребностей, но тем не менее он использовал вчера пряник.
Вкусный, сладкий настолько, что во рту до сих пор вкус его солоноватой кожи, кажется, его губы все еще касаются моих. Черт, и как теперь быть рядом с ним, работать рядом с ним в ожидании пряника или очередного удара плеткой.
Когда он перестанет притворяться милым и вновь напомнит, кто я теперь для него?
Я хотела его возненавидеть, но сама мысль, что он может быть с кем-то другим, буквально сжигает меня заживо.
Вчера проносились мысли, что лучше его злость и грубость, чем безразличие, чем шанс никогда его больше не увидеть.
Сглатываю, когда он тянется, когда мышцы натягиваются тугими канатами, когда руки поднимаются и обнимают подушку. Так же, как он обнимал, сжимая в тисках, меня. Но мне нельзя, нельзя показывать, что именно я чувствую. Как его хочу, даже после той дикой ночи, когда он не просто забрал мою невинность, а буквально сорвал ее, как срывают цветок невоспитанные дети. С корнем. Как после этого можно его хотеть, как? Но боль забылась, а вчерашние ощущения еще свежи.
Снова хочу почувствовать на себе его руки, снова хочу ощутить пальцами его тугую твердость.
Черт, какой же он горячий был в моих руках, какой твёрдый, словно созданный из стали.
Обнаруживаю свою руку за доли секунды до того, как коснуться широких плеч одергиваю и стараюсь побыстрее и потише подняться. Хорошо, что у него не скрипучий матрас.
Хочу одеться и приступить к обязанностям, но понимаю, что одежды-то нет. Футболка, которую на себя набрасываю, особо не спасает, вряд ли кто-то оценит такой внешний вид.
Есть вариант спуститься на первый этаж в подсобку, где лежит форма официанток.
И это самый разумный вариант.
Я даже пробираюсь к двери, чтобы не разбудить босса.
Потом иду, смотря на дверь его комнаты, и вдруг вою как резанная. Потому что, когда мизинец столкнулся с косяком, это, черт возьми, очень больно. Так больно, что слезы на глазах выступают.
– Ну и чего тебе не спится, неугомонная, – в проеме показывается Игнат и хмуро смотрит, потирая кулаками глаза.
Глупо, конечно, но я почему-то могу представить, как это будет делать его сын. Вот так же потирать кулачком, потому что его разбудили шумом.
– Прошу прощения, – выстанываю, а он ко мне подходит. Обнаженный, идеальный. Мне бы его ненавидеть, а у меня внизу живота сжимается, и боль отступает.
Он садится прямо передо мной на корточки и ногу берет так, что мне приходится взяться за его тяжелые плечи, посмотреть в глаза.
Он замирает, втягивая носом запах. Черт. Дежавю. Он сжимает челюсти и проводит второй рукой по внутренней стороне бедра.
Закрываю глаза, понимая, что именно сейчас там стекает треклятая капля. Сглатываю, когда Игнат стирает ее с бедра, продолжая меня поглаживать.
– Вот если бы не дергалась, не было бы больно.
Ну конечно мы не о косяке и мизинце. А что мне еще остаётся ответить. Как мне дать ему понять, что это не зависело от меня. И я не уверена, что, если бы поступила иначе. Игнат хорош, мне с ним приятно, несмотря ни на что, но как быстро я ему надоем, и он все равно меня вышвырнет.
– Я еще не знаю эту комнату настолько хорошо.
Он злится. Тут же убирает руку, а мне хочется выть от досады. Верни, продолжай.
– Нужно просто привыкнуть, потом и в темноте сможешь ориентироваться.
– Боюсь, как бы из темноты не вылезли звери пострашнее косяков, – что я мелю, почему просто нельзя помолчать.
– Любого зверя можно приручить, – опускает он ногу, боль в которой я уже не чувствую. Затем встает. И смотрит на меня так, словно только что заметил, в чем я. Потом посмотрел на дверь.
А я думаю о его словах. Любого… Даже его. Только непонятно как. Да и в принципе, приручение – процесс не быстрый.
– А ты куда собралась в этом виде? Мало приключений?
– У меня… У меня нет другой одежды, я хотела надеть форму официанта.
– Они ходят только в фирменных фартуках, хочу тебе напомнить.
– Ну и что, задница у меня прикрыта.
Игнат усмехается и резко бросает руку, задирая сзади футболку.
– Уже нет.
– Хватит, – заливаюсь краской. – Не нравится, предложите мне что-то другое.
– Опять на «вы». Не заебало? – он вдруг подходит к стене и поднимает сумку.
Сумку?
Мою сумку!
Бросаюсь к ней, и от счастья сердце разрывается.
Даже не знала, что мои совсем недорогие вещи могут быть настолько любимыми.
– Спасибо, – не могу сдержать порыв, хочу броситься его обнимать, а он уже ушёл в комнату.
Уже лег в кровать.
А я сижу и копаюсь в своих вещах, быстро отбирая необходимое. Тут есть все. Джинсы, кроссовки, даже платья и… Белье. Кто собирал?
Кто копался в моем белье?