Девочка для Генерала. Книга первая (СИ)

Катя дернулась назад, ещё веря, что приход капитана для неё закончится без травм.

Наивная…

— Что? Не нравится? А ласки Коваля нравились?

— Да пошёл ты…

Перед ней стоял не капитан, перед ней стоял мудак, который пытался её запугать, лапал её и унижал. Катя больше не могла терпеть.

Она разозлилась. Впервые с того дня, что её взяли под стражу. Злость колыхнулась в душе, и Катя, резко выставив руку вперед, ударила ей по кисти капитана.

Тот зарычал.

— Ах, так…

Он толкнул её, не сильно, но довольно ощутимо, и, между тем, не выпуская из цепкого захвата. Катя ударилась спиной о железную спинку кровати, охнула. Её тело стало слишком чувствительным, остро реагируя на каждое чужое прикосновение. Да и кое-где уже проступали синяки от жестокого обращения.

Катя никак не успела отреагировать. Лишь воздух хапанула.

Капитан на этом не остановился.

Снова рванул Катю, уже на себя, так чтобы она врезалась в его грудь. Он не замечал, что швыряет её, на грани сознания её беззащитность кружила голову и пробуждала в нем темные, похотливые инстинкты.

— Так что там Коваль с тобой делал, а? Разработал дырочку да? Вот я сейчас и проверю!

Его рука, сминая и задирая платье, добралась до бедра, жадно сжимая кожу, оставляя на ней кровавые росчерки. Дальше — выше.

— Нет! — Катя попыталась вырваться, но тщетно.

Её держали крепко.

Из глаз хлынули слезы.

Катя успела лишь почувствовать, как натягивают трусики, как те больно врезаются в кожу. Их не отодвигали в сторону, их именно рвали.

А потом два пальца — грубых, с отросшими ногтями, с крупными фалангами, ворвались в её ещё не зажившее лоно, вызвав огненную волну боли.

И Катя, не сдержавшись, закричала во весь голос.

Глава 8

РУСЛАН

Ковалю было скучно. Бездействие раздражало.

Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в полоток. Уже хотелось свалить отсюда. У него и так сейчас передвижения были ограничены, светиться нельзя было. Пусть его лицо и не мелькало по ТВ часто, журналисты сделали своё дело.

Кто-то да мог его узнать.

А Ковалю нужна была свобода.

Свербело в груди. Раздражало всё.

Стены эти…

Как тогда.

Так. Не думать. Не сейчас. Может, вечером… Когда напьется, но уже у себя в загородном доме.

Руслан порывисто встал, подошёл к двери и хлопнул раскрытой ладонью.

Дверь сразу же открыли.

— Руслан Анатольевич? — молодой опер вытянулся по струнке.

— Отведи меня прогуляться.

На него не стали надевать наручники. В этой части здания не было чужих, залетных.

Руслан шел по пустому коридору. Стены, серость, уныние. Несмотря на то, что большую часть своей жизни он провел в казармах да кабинетах. Хотя кого он обманывает? Никогда не был он кабинетным начальником.

И не будет.

Коваль сжал зубы с такой силой, что послышался легкий скрежет.

Ничего…

Ничего.

Он подождет.

Генерал Коваль умел ждать, как никто другой. Жизнь научила. Спасибо всем тем, кто преподносил ему уроки, которых он не чурался. Низкий поклон наставникам.

Он продолжил идти по коридору, когда услышал отчаянный женский крик. Кричала его Воробушек…

Откуда Коваль это знал? Да ниоткуда. Звериная интуиция, что никогда его не подводила.

Руслан резко остановился и рыкнул на сопровождающего:

— Дверь открыл.

— У меня нет ключей.

— Бегоооом!

А вот такого Коваля не зря боялись.

— Так она… открыта… наверное…

Парень побледнел сильнее.

Генерал выругался. Не сообразил сам. Развернувшись, мужчина дернул ручку, та без каких-либо препятствий поддалась, и он распахнул дверь. Чтобы сразу же почувствовать, как его передергивает от увиденного.

Потапов стоял к нему вполоборота, с перекошенным от ярости и возбуждения лицом. Руслан видел подобные выражения, когда мозг полностью отключается. перестает работать. и человеком начинают двигать низменные желания. Все здравое, разумное растворяется в похоти. В стремлении получить объект страсти любой ценой.

Коваль привык оценивать видимое объемно, сразу, не частями. Его взгляд не сконцентрировался на красной роже капитана, скользнул дальше. На руке. покрытой густыми черными волосами, что сейчас виднелась из-под платья Кати.

И на самого Воробушка. Бледного, с искаженным от боли лицом. На лбу виднелись капельки испарины, по щекам текли слезы, губы, то ли синеватые, то ли припухшие. дрожали, зубы выстукивали знакомый ритм отчаяния.

Катя повисла на руке Потапова, вцепившись в неё и пытаясь отодрать от себя.

Вынуть, млядь, из себя.

— Отошел от неё.

Коваль отдал приказ совершенно спокойным ровным тоном.

И это был именно приказ.

Тот, на который реагирует любой человек, носящий погоны.

Спина Потапова закаменела. Коваль видел, как тот выпрямился, как на несколько секунд задержал дыхание. У мудака в голове завертелись шарики, и он понял, что встрял по полной. По полной — слабо сказано.

Потому что каждый, кто хотя бы раз видел Коваля вот таким убийственно спокойным, отдающим приказы с нечитабельным выражением на лице, знал — жди.

Чего?

Того, что решит Генерал.

А он решит.

В отношении Потапова решал именно в эти секунды, когда его холодный взгляд прожигал руки капитана, всё ещё удерживающие Воробушка мертвой хваткой.

Оставляя, мать вашу, на её молочной коже красные следы.