Девочка для шпиона

Грязнов хмыкнул и с грубоватым радушием подпившего пролетария протянул руку:

— Привет, постоялец!

Федулкин улыбнулся, хотя в глазках мелькали желтоватые искорки настороженности, протянул свою ладонь.

Слава взял ее в свою красивую и крепкую руку, почувствовал на пальцах Федулкина холодную влагу и с трудом удержался от того, чтобы не сжать эту хлипкую кисть до суставного хруста.

— Садись, — пригласил он фотографа. — Винца церковного за знакомство тяпнем. Жаль, моя тетка водки, как черт ладана, боится! А то бы сейчас жахнули!..

— Нет-нет, спасибо! Я совсем не пью, — отнекивался Федулкин.

— Вот это зря! Водка от запора помогает!

Федулкин, не переставая слегка улыбаться, посмотрел на Славу подозрительно — не издевается ли, потом осторожно вызволил свои пальцы из Славиных и пошел к себе в комнату. По пути заботливо поинтересовался у хозяйки, не обременит ли он ее своим присутствием, тем более что в доме родственник. Но старуха успокоила квартиранта, сказала, что племянник спать будет у себя дома.

Слава отметил, что Федулкин не раздевался в прихожей на общей вешалке. Значит, осторожничает. Пришел с объемистой и, судя по изгибу тощей фигуры фотографа, увесистой сумкой.

Федулкин ушел к себе, старуха вернулась на кухню и, волнуясь, как школьница, спросила:

— Ну как я себя вела? Естественно?

— Выше всяких похвал, Евгения Германовна! Я сейчас к нему пойду, а вы, пожалуйста, не мешайте и не волнуйтесь, даже если услышите шум или что-то необычное. Идет?

— Ну конечно, Слава! Только я вас прошу — осторожнее с мебелью.

— Что вы! Я же не драться иду!

Сначала Слава направился к туалету, чтобы притупить бдительность Федулкина.

Но, громко протопав мимо двери в комнату, неслышно повернулся и вошел без стука.

Федулкин стоял у окна. На звук открываемой двери обернулся резко, испуганно.

Грязнов беглым взглядом засек расположение вещей: куртка и сумка — на кровати, поверх одеяла. Кровать ближе к двери, чем к окну. Славе до нее два шага, Федулкину — все пять. Не теряя напрасно времени, Слава шагнул два раза и уселся на кровати между курткой и сумкой.

Федулкин сделал неосознанное движение назад, к кровати, потом, когда понял, что опоздал, остановился среди комнаты и неприязненно спросил:

— Что это вы без стука входите?

— Да ну! — широко улыбнулся Слава. — Ты же не баба, чего тебе от меня прятаться? Ты на кого учишься, на фотографа?

Федулкин зябко повел плечами:

— С чего вы взяли?

— А вон у тебя на сумке написано «Кодак». Это же фотоаппараты?

— А может, я на журналиста учусь! — слегка заносчиво заявил Федулкин.

— Вот тогда тебе задание — раздраконь, к чертовой матери, этих… почему не топят в квартирах! Так тетка раньше срока копыта откинет… хотя у нее уже все сроки вышли, между нами говоря!

Федулкин промолчал, всем своим видом показывая, что незваный посетитель ему уже надоел.

А Слава решил, что в спектакле «Тетушка и племянник» необходимость отпала, можно начинать другой.

Небольшим усилием лицевых мышц он сбросил маску подвыпившего простачка и смотрел сейчас на Федулкина трезвым, колючим и наглым взглядом.

— Может, вы уже пойдете, Слава? Мне заниматься надо…

Грязнов обвел взглядом комнату, заметил пятна на обоях возле окна. Когда догадался об их происхождении, почувствовал по отношению к Федулкину брезгливую жалость. Нехорошо улыбаясь, спросил:

— Чем заниматься?

Тот уловил плохо скрытый скабрезный тон вопроса, вспыхнул, но сдержался или смелости не хватило дать отпор. Вздохнул, развел руками и сказал:

— Наверное, мне лучше уйти…

И шагнул к кровати.

— Стоять!

Короткий властный окрик вогнал Федулкина в столбняк.

— Я таки нашел тебя, фотограф, — тихо, с угрозой начал говорить Слава. — У тебя хороший аппарат, правда?

— Что вы хотите?

— Я хочу тебя здесь повесить и нащелкать на память фоток, пока ты будешь дергаться!

Федулкин глядел на грозного Славу неподвижным взглядом, а тело его начало медленно трястись.

— К-кто вы?

— Я Боцман. Слыхал?

Федулкин отрицательно покачал головой.

— Твое счастье, что раньше мне не попался! Я теперь не пытаю, душа устала…

— Что я вам сделал? — пролепетал Федулкин.

— На кого работаешь, сука?! — рявкнул Слава, правда уже без всякого вдохновения.

Такой откровенный страх, за которым, конечно, последует признание во всех грехах, ускорит дело. И все-таки Славе было неприятно, будто он из вредности пугает до слез ребенка. Это неприятное чувство он все же преодолел, когда вспомнил, что из-за этого волосатика умер человек.

— Я ни на кого не работаю, чесслово!..

— Тогда на кой хрен ты заснял моего боевика Гогу с бабой?

— Когда?

— Ты мне эти еврейские штучки брось — вопросом на вопрос отвечать! Трахалки в «Эдельвейсе» снимал?

— Д-да…

— Зачем? Кто поручил?

— Никто… Я… я заработать хотел…

— На ком? На блядушках?

— Там были и другие… жены начальников, извращенки…

— Хотел их за фотки на бабки доить?

— Что?.. А-а, да…

Уже немного ласковее Слава спросил:

— Ну и че, надоил?

С надеждой глядя на Славину улыбку, Федулкин ответил:

— Нет еще, не успел.

— И не успеешь, если я пленку с Гогой не получу!

— Так зачем он мне?! — всплеснул руками раскрасневшийся от переживаний Сергей.