Только когда они стоят в коридоре, а поезд медленно подъезжает к перрону, Катрин наконец-то освобождается от чувства какой-то неловкости. Выйдя на площадь перед вокзалом, она видит девушку и парня, надевающих на себя тяжелые рюкзаки. У девушки золотистые веснушки и торчащие белокурые косички, на парне застиранная куртка. Задумчиво наблюдает Катрин за этой парой, она даже останавливается; да, ей бы тоже хотелось так попутешествовать с Франком.
А Франк и не замечает ребят, он ищет глазами такси.
— Вечно та же история. Ни одного такси, — злится он, — придется ехать на автобусе.
— Ну и что же, — удивляется Катрин, — можно и на автобусе.
— Но время, у нас мало времени.
— Из автобуса лучше виден город, — возражает Катрин.
Франк, с удивлением поглядев на нее, ничего не отвечает и идет к остановке.
Из автобуса Катрин еще раз видит тех двух туристов. С рюкзаками за спиной шагают они к высоким колокольням Штральзунда.
Старики, живущие в небольшом домике на тихой улочке, оказались именно такими, какими их представил Франк, — спокойными и приветливыми. Удивлены ли они, что внук приехал с подругой, сказать трудно, но чувствуется, что приезду Франка они рады.
Комнатка под крышей, приготовленная для Франка, теперь отводится Катрин. Здесь пологие стены, а окно выходит в сад. От Франка Катрин знает, что его дедушка многие годы работал на верфи старшим мастером.
— Ну как, можно здесь жить?
— Отлично!
Франк распахивает окно, показывает Катрин:
— Смотри, вон пролив Штрелазунд, оттуда всегда дует сильный ветер. Но здесь мы хорошо защищены. В этой комнатке отец провел детство и юность.
— A-а, твой отец, — говорит Катрин и пытается представить себе господина Лессова мальчиком и молодым парнем. Но у нее ничего не получается.
— Эта комната — мое убежище. Бывает, идет все наперекосяк, так я здесь уединяюсь. Прочь из большого города.
— Ты рассуждаешь, как старик, — удивляется Катрин, — прочь из города, прочь от суматохи городской жизни.
— Да, у меня бывают такие порывы, — подтверждает Франк, — но не сегодня. Умывайся, переодевайся. Нам сейчас подадут лучший в мире кофе. А потом я покажу тебе город.
В самом деле, кофе, который они пьют в гостиной стариков Лессовых, превосходный. Бабушка и дедушка Франка говорят на звучном диалекте северной области ГДР, говорят медленно, степенно и чаще всего обращаются, конечно, к Франку. Разговор заходит о наступающем лете, о том, когда же к ним наконец приедет семейство Лессовых из Берлина.
Внук отвечает односложно, может сообщить лишь о своих планах, о своем желании приехать в августе.
— У твоего отца, — говорит фрау Лессов, — наверняка, как всегда, полно забот и хлопот, правда?
— Полно, — подтверждает Франк, — ничего в этом нового.
— Раз надо, значит, надо, если у человека такая ответственная работа, — считает старый господин Лессов, и Катрин чувствует, что он гордится сыном.
Когда они прощаются, Франк предупреждает, чтобы бабушка и дедушка не ждали их к ужину, они поедят в городе, надо же как можно лучше использовать время. Возражений он не ждет, хотя по лицу бабушки видно, что они с удовольствием бы подождали внука и Катрин.
В нескольких шагах от дома — пролив Штрелазунд. Вода в проливе слегка волнуется, по небу плывут редкие облака. Мирная эта картина действует на Катрин успокаивающе.
Франк показывает ей большой остров — это Рюген, но сегодня так ясно, что даже остров Хиддензе виден вдали.
Укрепленный берег бежит, извиваясь, до самого порта.
Франк застегивает Катрин куртку — майское солнце греет еще слабо, ветер же дует восточный, холодный.
— А то в два счета простудишься.
Порт не очень велик, но вместе с верфью — доки видны за высокими складами — он производит на сухопутного крысенка Катрин грандиозное впечатление.
Франк обращает ее внимание на очертания города: высоко уходящие в небо колокольни церквей — Санкт-Мариенкирхе, Санкт-Николаикирхе и Якобикирхе, а между ними путаница улиц старого города.
— Здесь старый Штральзунд. Чуть фантазии — и легко представить себя в средневековье.
Катрин верит, что Франк в состоянии бог весть чего нафантазировать и очутиться в средневековье, она знает, на что он способен. Но у нее это не получается. Узкие улочки не доставляют ей никакой радости, к тому же еще ухабистая мостовая.
Замечания Катрин отрезвляют Франка, но он не сердится, а смеется:
— Типичная берлинка. Романтику признаешь до известного предела и не теряешь способности критиковать.
— Я вижу то, что есть.
— Вот-вот, это я и говорю.
Он подхватывает ее, поднимает и раскачивает из стороны в сторону, а стоят они у витрины, и Катрин видит себя и Франка в стекле. Увы, вечно так стоять невозможно, хотя и приятно.
На Новом Рынке есть мороженое, а в одном из переполненных кафе они съедают горячие сардельки с салатом. И опять бродят по узким переулкам, с которыми Катрин уже освоилась, и еще раз идут к порту.
Мост на Рюген поднят, по фарватеру движутся грузовые суда, парусные яхты, буксиры.
Франк и Катрин доходят до конца причала. Здесь они совсем одни.
Вода пахнет водорослями и нефтью.
— Ты не жалеешь, что поехала? — спрашивает Франк.