Девочка и мальчик

На ней бикини желтого цвета. Она привезла с собой пять бикини, мне они нравятся все, но желтое выделяется на фоне остальных, оно вульгарное, очень сексапильное и здорово подчеркивает красоту ее фигуры.

Она встает на край бассейна и смотрит на искрящуюся на солнце поверхность воды. О чем она думает? Мне кажется, я знаю, о чем она в эту секунду думает, но все же надеюсь, что ошибаюсь. Надеюсь, что она стоит у самой воды, ни о чем не думая, просто готовится прыгнуть.

Она поднимает подбородок, слегка сгибает колени, поднимает руки и отталкивается. Она прыгает. Секунду парит в невесомости, потом разрезает поверхность воды, рассекает ее выверенным движением, без всплеска. Я вижу ее тело под пошедшей рябью водой, лягушачью траекторию ног, руки, плотно прижатые к телу. Желтизну бикини, контрастирующую с загаром кожи на фоне лазурно-голубого дна бассейна. Она проплывает под водой до другого края бассейна и разламывает там корку воды.

Капли на ее коже блестят в лучах солнца. Она расслабленно кладет руки на край бассейна, потом машет мне наверх, в направлении веранды, где я сижу.

2

Слышно, как вода льется на плитку пола. С того места, где я устроился в тени на веранде, мне видно ее через открытое окно ванной комнаты. Она стоит в душе под широким смесителем, водит головой вперед-назад. Сквозь шум воды доносится ее голос. Она поет очень тихо, вода мешает расслышать слова, но до меня долетают фрагменты песни. Давненько я не слышал, как Майя поет под душем.

Она наклоняет голову, закрывает глаза и неторопливыми массирующими движениями втирает шампунь в волосы, пока они не покрываются белой пеной. Она подставляет лицо струям, которые перестают бить в плитку, превратившись в шампунные потоки, сбегающие по ее плечам и изгибам тела. Она продолжает петь.

Потом выходит на веранду в белом платье. Плотная материя которого отказывается облегать грудь, образуя негнущийся выступ. Кожа ног гладкая, загоревшая. Волосы собраны, они влажные после душа, одинокий локон падает на щеку. Аромат духов. Цитрусовый, еловый, морской. Она знает, что мне нравится этот запах.

Она прихватила бокалы и бутылку белого вина из холодильника. Останавливается за моей спиной, ощущаю ее дыхание на моей шее, прикосновение губ.

– Как душ? – спрашиваю я.

– Чудесно.

– Ты пела.

– А что, было слышно?

– Да.

Она ставит вино на столик передо мной. Бутылка запотела в холодильнике. Она рисует на запотевшем стекле. Два сердца. Раньше она часто так делала. Рисовала на запотевших от холода бутылках. На песке, на салфетках оставляла мне на столе крошечные послания.

– У тебя, кажется, хорошее настроение, – говорю я.

– Да, прекрасное.

– Хорошо, что мы сюда выбрались.

– Говоря твоим языком, вырвались. Ты же у нас сама независимость.

– Перестань, Майя.

– Я ничего не сказала.

Клекот вина, которое я разливаю по бокалам. Оно холодное, и бокалы от этого тоже запотевают. Вино сухое и очень ароматное.

– Тебе нравится? – спрашиваю я.

– Прекрасное.

– Тебе не нравится?

– Почему? Я же сказала, что вино отличное.

– Я думал, что у тебя хорошее настроение.

– Так и есть.

Она поднимает бокал и тянется им ко мне.

– Чокнемся? – спрашивает она.

Мы пьем прохладное вино, а солнце тем временем почти село. Дети все еще играют в бассейне, тогда как взрослые уже разошлись по номерам привести себя в порядок. Я наливаю нам еще вина.

– Сегодня один малыш потерял родителей, – говорит она.

– Да, я вас видел. Его папа чуть не распластался, когда бежал к вам.

– Они англичане, первый раз поехали отдыхать с ребенком.

– И где этот ребенок был, когда ты его нашла?

– Он убежал аж в фойе отеля. Я как раз вернулась из супермаркета, смотрю, взрослых с ним никого, спросила, где его родители. А он начал плакать.

– Бедный малыш.

– Да.

– Хорошо, что ты его нашла.

– Мне кажется, он не понимал, что потерялся, пока я не спросила, где его родители. Он был такой славный. Я взяла его за руку, и он запросто пошел со мной.

– Сколько ему?

– Годика два, мне кажется, или три. Он уже немного говорил.

– Тогда, наверное, три.

Я делаю глоток. Майя, щурясь, смотрит куда-то вдаль, разглядывает одну из пальм около бассейна.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Ты помнишь, каково это – заблудиться, когда ты совсем маленький?

– Да, что-то такое припоминаю.

– Ощущение, что тебя все бросили.

– Да.

– Я сейчас попыталась вспомнить, как я терялась. Мне кажется, это была самая настоящая физическая боль.

– Да, но ты все-таки особый случай.

– Почему?

– Я имею в виду, после той истории с твоим отцом.

– Может быть. Хотя тебе не кажется, что все дети чувствуют эту боль? Одиночество и страх, помнится, иногда были настолько сильны, что я не знала, куда от этого деться. Тебе не знакомо такое чувство?

– Отчасти. Мне кажется, что самые страшные минуты я пережил, когда потерялся в Британском музее. Я бродил по залам, пытаясь найти родителей, и чем дольше я бродил, тем более потерянным я себя чувствовал.

– Потерянным – подходящее слово, – говорит она.

– Ты выяснила, каким образом он потерялся, этот малыш?

– Просто ушел.

– И что сказал его папа?