Девочка из черного мрамора

– Да. Очень печальное. И страшное. Непонятное. Мне захотелось разобраться. Это ведь своего рода квест. А квесты я люблю, не стану скрывать. – Соня улыбнулась.

– И что ты узнала?

– На самом деле почти ничего…

Тут Тамарины брови поползли вверх, но Соня продолжила:

– Я имею в виду, что в библиотеке почти ничего не нашла. Только что дом изначально построила одна баронесса на месте, где раньше была крепость, а потом, во времена рейха, его владельцем стал врач Генрих Нойманн. Но это мы и так знали.

– Врач? – нахмурилась Тамара.

– Да. Но когда я уже вознамерилась уйти несолоно хлебавши, мне попался один региональный журнал. И там я обнаружила статью…

– Об этом здании?

– Вообще-то о другом. – Соня покачала головой и поторопилась объяснить: – Об одном ветхом, разваливающемся особняке в Калининграде, который почему-то отказываются признать историческим памятником, и открывали там то магазин, то офисы, то еще что-то… Словом, я запомнила имя автора этой статьи – Леонид Коновалов – и решила, что необходимо с ним связаться. А потом нашла его блог, правда заброшенный.

– И что там? – Тамара уже начинала злиться, что Соня никак не дойдет до сути.

– Там он как раз пишет об особняках Калининградской области. Посещает их, фотографирует, рассказывает об истории и о том, в каком печальном виде они находятся сейчас. Один из особняков, в которые он ездил, – наш. Вернее, не наш, – смутилась она, – а Андрея Евгеньевича.

– То есть он был здесь?

– Да, но когда здание еще пустовало.

– А есть фотки?

– Конечно. – Соня взяла планшет и принялась искать нужную ссылку. – Но дело даже не в этом. Хотя взглянуть на то, как этот дом выглядел до реставрации и ремонта, признаться, было любопытно. Разница впечатляющая… Дело в том, что́ рассказывается в блоге. Вот, например, Коновалов пишет, что здесь и правда был санаторий.

– Да? – Тамара оживилась.

– Причем у него в санатории работал отец. И по его словам, здесь произошли три убийства, которые в итоге замяли, так и не стали расследовать.

– Я же говорила, что это не просто домыслы! А подробностей там нет?

– Нет. Зато он пишет, что в этом здании были не только санаторий и школа-интернат. Сразу после войны там устроили общежитие и почти сразу закрыли. По неизвестным причинам.

– А еще что там? – Тамара встала рядом, чтобы заглянуть в планшет, на экране которого наконец открылся пост.

Соня полистала десяток фотографий школы и ее окрестностей. Барельефы на фасаде сколоты, часть окон разбиты и заколочены, колонны у крыльца исписаны некрасивыми граффити. Парк буйный и неряшливый: кажется, еще чуть-чуть – и захватит здание целиком. Внутри еще хуже. Стены в уродливой «казенной» краске, как в подъездах, повсюду мусор, рваные матрасы, поломанная мебель, какие-то ящики. Наконец она долистала до фотографии холла. В тени лестницы, как и сейчас, можно было разглядеть статую крылатой девушки.

– Вот, взгляни, что он пишет. – Соня ткнула пальцем в текст. – Знаешь, кто позировал для статуи?

– Кто?

– Дочка Нойманна, Ангелика. Он приглашал итальянского скульптора…

– Так, стоп, – замотала головой Тамара. – Но они же совсем не похожи.

– Как посмотреть. Я тоже поначалу не догадалась, но если внимательно сравнить… – Соня вытащила фотографию Ангелики.

Тамара переводила взгляд с одного лица на другое. С живого – на каменное. С бледного, совсем детского и растерянного – на темное, ангельски красивое, не то печальное, не то зловещее. Она внимательно изучила глаза, носы, щеки, лбы и подбородки, то, как лежат длинные волосы.

– Ну… – наконец выдала Тамара. – Может быть.

Если бы изображение Ангелики пропустили через десяток фильтров, которые делают кожу гладкой, глаза большими, носик тонким, а ресницы длинными, – пожалуй, она выглядела бы точно как крылатая статуя. Ну или очень похоже.

– Я не совсем понимаю зачем… Это странный выбор, если честно, – продолжала Соня. – Люди, конечно, всегда любили, чтобы их портреты были красивее, чем они сами в реальной жизни. И даже детей довольно сильно… ретушировали, если можно так сказать. И в виде ангелов их тоже изображали. В основном, правда, речь идет о купидончиках. Но все равно. Тут написано, что эскиз скульптор разработал специально для Нойманна с учетом его пожеланий. А потом для статуи позировала его двенадцатилетняя дочь Ангелика…

– Двенадцатилетняя?! Она на фото выглядит от силы на девять.

– Очень худенькая, не могу не согласиться. Но тут так написано. Я попросила у Коновалова больше информации, и он прислал вот эту заметку. А я прогнала ее через переводчик. – Соня показала скан газетной заметки на немецком.

Слов Тамара не могла понять, но текст сопровождался темной зернистой фотографией статуи. Среди незнакомых букв можно было различить цифру 12.

– То есть он позвал скульптора и сказал: «Изваяйте мою дочь, но сделайте из нее прекрасного идеального ангела с большими крыльями»?

– Пожалуй. И кажется, это звучит как вполне стандартное родительское пожелание, – усмехнулась Соня.

– Да уж. Я заплачу вам денег, а вы слепите мне идеального ребенка…

– Даже если я запустил воспитание и вырастил малолетнего преступника.