Девочка из черного мрамора

МВД Калининградской области пока не давало развернутых комментариев, но одной из основных версий следствия считается нападение диких животных – волков или медведей. Пострадавшие пока без сознания и не могут рассказать о случившемся. На наш вопрос о том, могли ли девочки стать жертвами преступников, в пресс-службе МВД ответили, что это маловероятно. В отношении сотрудников школы “Мастерская дизайна личности”, на территории которой произошло нападение, ведется проверка по делу о невыполнении или ненадлежащем выполнении функций, касающихся обеспечения жизни и здоровья обучающихся…»

Тамара одну за другой читала новости в интернете и не могла понять, как у этих людей получается писать о том, что случилось, такими словами. Они были неправильные – слишком безжизненные, слишком безразличные. За этими словами невозможно было угадать ни Леру, ни Полю, которые сейчас лежали в реанимации, опутанные проводами, датчиками, трубочками от капельниц. Еле живые, почти бездыханные: тело, ноги, руки и даже лицо спрятаны под бинтами, которые кое-где уже успели снова пропитаться алым. Может быть, именно поэтому Тамара никак не могла поверить в то, что случилось.

«Борются за их жизнь…» Что это значит? Что достаточно оборваться одной тоненькой ниточке, и они обе – и чудесная Поля, и до ужаса противная Чистова – уже не будут лежать на больничных кроватях? Они окажутся в темноте и холоде, за металлической дверью, укрытые белыми простынями. И им уже не нужны будут ни повязки, ни капельницы. Они уже не помогут. И когда их мамы и папы приедут туда и увидят своих дочек на блестящем столе, непривычно бледных, почти серых, им, скорее всего, потребуется несколько минут, чтобы понять: это действительно они.

Вся эта правда была надежно спрятана под равнодушными и почти ни о чем не говорящими словами вроде «множественные рваные раны», «большие кровопотери», «тяжелое состояние». Возможно, Тамара и не поняла бы, что произошло, если бы весь этот ужасный день, который тянулся и тянулся, словно ночной кошмар, из которого нет выхода, не ловила обрывки разговоров учителей, полицейских, врачей. Именно их «боже, как жалко девочек», «невозможно смотреть», «никогда такого не видел», «кто мог это сделать?», «точно не человек» и «бедные родители» и помогли ей кое-как сложить для себя всю картину. Страшную, чудовищную картину.

Тамара подумала, что, наверное, журналисты выбирают именно этот скупой канцелярский язык, чтобы людям не было так же страшно, как ей сейчас. Чтобы у них не пережимало дыхание, не тряслись руки. Чтобы можно было спокойно продолжать жить как раньше, что бы ни происходило рядом с тобой. Бесстрастный, отстраненный подход. Может быть, это даже правильно. Хотя, если бы это было правильно, люди бы все понимали. А они, кажется, не поняли ничего, иначе почему они оставляют под новостями про Леру и Полю такие ужасные комментарии?

«Нечего было шляться где не нужно. Это вам не Москва».

«Подумаешь, двумя богатыми дурами меньше».

«А потому что надо было отдавать детей в обычные школы, как все нормальные люди. Деньги некуда девать, захотели выпендриться – вот и получайте!»

Читая все это, Тамара почувствовала, что вся кровь хлынула куда-то в ноги и она вот-вот рухнет. Поэтому сползла со стула, села на пол и прислонилась к стене спиной. Закрыла комментарии, среди которых, конечно, были и адекватные, и уставилась на стену. Думать о том, что творится в голове у людей, которые такое пишут, сил у нее сейчас не было. По правде говоря, у нее ни на что сейчас не было сил.

Появление скорой, долгая, тяжелая неизвестность, догадки одна ужаснее другой, разговоры с полицией. Ожидание, снова ожидание, напряженная тишина, потерянные и обескровленные от волнения лица учителей, которые проносились мимо по коридорам, не отвечая на вопросы, прижимая к уху телефон…