Девочка из Франции

«Ее, видно, черти ко мне и подослали, чтобы отравлять душу моей дочери, — с горечью ответил Йожеф, запуская руку в густую шевелюру. — Куда ни ткнись, все неладно! Теща полностью обслуживает меня, ведь мы и живем-то у нее. А бедняжка жена больна… и дочка как былинка — того и гляди, ветром унесет…»

В маленькой кухне царит угрюмое молчание. Йожефу становится душно от невысказанных мыслей. Полина золой чистит жестяной таз и время от времени опускает палец в воду, которая греется на плите, — пробует, достаточно ли она горяча. Старуха гремит ведрами — может, этому меланхоличному верзиле придет в голову хотя бы принести воды из колодца? О, какое убожество! В Париже к твоим услугам и холодная и горячая вода, так вот и льется прямо из кранов, а тут все еще ходят за водой к колодцу!

— Дайте сюда, мама, — говорит Йожеф Рошта и берет из рук тещи ведра.

Жанетта кусочками хлеба подобрала остатки масла на тарелке и, тяготясь молчанием, царившим в кухне, начала с набитым ртом громко рассказывать бабушке о событиях прожитого дня. Трясясь от смеха, бабушка повторяла:

— Так ты и сказала: «Собачью печенку»? Ну, это у тебя здорово получилось, так и надо этому мерзавцу Мезье…

Йожеф Роста вернулся с ведрами и остановился перед дверью отдышаться. Он услышал голос Жанетты:

— А еще мне встретилась за деревней — ну, знаешь, там, где рельсы, — Роза Прюнье. Она лазила там с двумя ребятами — тоже вайаны, как и она.

— Чего им там надо было? Уж конечно, что-нибудь дурное задумали…

Йожеф Рошта сердито сжал в руках дужки ведер, лицо его побагровело. Да, да, он всегда подозревал, что именно так они и говорят за его спиной. Каждое слово этой старухи — яд, которым она капля за каплей отравляет восприимчивую душу девочки. Нет, ни минуты больше нельзя терпеть этого! Вот войти сейчас и сразу разогнать их… И тут он услышал голос Жанетты:

— Да нет… ничего дурного они не делали. Просто гуляли…

И сразу стихает буря в сердце. Все вокруг озаряется сиянием. Лишь несколько слов ребенка, короткий, небрежно брошенный ответ — но как он может успокоить взбудораженную душу…

Йожеф Рошта тихонько вошел, поставил ведра на скамью у двери, зачерпнул воды жестяным ковшом и выпил ее медленно, долгими глотками. Погладить бы сейчас Жанетту по голове, одним-единственным движением или словом дать ей понять, какое горячее, благодарное чувство наполняет его душу! Но Йожеф Рошта не нашел этого слова, этого движения… Он сбросил куртку, темно-синюю рубашку из грубого полотна и вымылся до пояса. Затем он снял таз с табурета и поставил его на землю. Выплеснув черную, густую от угольной пыли жидкость, по поверхности которой плавали тоже черные мыльные хлопья, Полина налила в таз чистой воды, и Йожеф опустил туда натруженные ноги. Старуха, подчеркнуто выпрямившись, с шумом-звоном перемывала у плиты посуду. Мадам Мишо, некогда горничная в богатом доме, считала обязанности судомойки недостойными себя и потому, стряпая обед и накрывая на стол, старалась употреблять как можно меньше посуды. Жареную картошку все четверо ели из одной тарелки.

Сабо[8] Полины пощелкивали по каменным плитам пола. Жанетта примостилась на скамеечке у огня и мурлыкала что-то бессвязное: «Мыло, мыло Менье… Шо-ко-оо-лад…»

— Жанетта, ты приготовила уроки на завтра? — с трудом преодолев неловкость, заговорил наконец Йожеф Рошта и посмотрел на девочку в упор.

Жанетта вскинула глаза — глаза такие же серые, как у отца, их взгляды скрестились.

— Оля-ля! Что там делать-то! — сказала девочка, стараясь уверенным тоном затемнить неопределенный смысл ответа.

Это «оля-ля» покоробило Йожефа Рошта. Он и здесь почувствовал «парижское» влияние мадам Мишо. Если бы он мог сказать своей дочери: «А ну, покажи-ка мне свои тетрадки, посмотрим вместе, что тебе задано!» Но он с десяти лет работал на шахте, и Жанетта в своих познаниях давно уже обогнала его. А то, что Йожеф позднее узнал из книг, она еще не поймет, да и не хочет она понимать. Но все-таки… ведь вот только что Жанетта сохранила тайну Розы Прюнье! Если бы найти верный путь к сердцу этой скрытной девчонки! Она идет каким-то собственным, своим путем… Вот он отец ей, а, в сущности, очень мало знает о дочери. Внезапно Йожеф Рошта спросил:

— Ты была сегодня в школе?

— Не-ет, — ответила Жанетта чуть протяжным голосом.

— А вчера?

— И вчера тоже…

Полина ужаснулась:

— Какой ужас! И ты так спокойно говоришь об этом!

Девочка передернула плечами:

— А как мне говорить? Выходит, нехорошо, что я говорю правду?

Полина тотчас же замкнулась в себе и снова заняла свое место в углу кровати, а бабушка, затеяв под конец шумную возню с ложками и вилками, бормотала про себя:

— Ох, уморят они, уморят ребенка…