Девочка из легенды

— Хорошо скупнулась, — довольным тоном произнесла Маринка, выбравшись на берег и натягивая на мокрое тело сарафан. — Теперь уже надолго скупнулась. Теперь уж он не даст.

Одевшись, она заторопила Дину, которая все никак не могла надеть платье. — так озябла, что руки тряслись.

— Ну идем же! Идем, Чижикова!

— Да, — прошептала Дина, — идем.

У нее тревожно и гулко билось сердце, и вдруг захотелось домой.

— Знаешь что, — сказала она Маринке умоляюще, — ты иди вперед… Ты ему расскажи про меня. А уж я одна дойду потихоньку. А то что же я сразу… Он приехал, а я сразу.

— Хорошо, — охотно согласилась Маринка и побежала к своему дому, попрыгивая по-воробьиному.

Уехать бы! Обратно! Домой! В Брыковку! Ведь увидела же обелиск на бугре! Ведь видела же!..

Но деньги на обратный билет лежали в кармане плаща, оставленного в кухне на вешалке, и чемодан с Лелькиными тапочками тоже остался там, на лавке.

Дина постояла немного на берегу, глядя на купающуюся «саранчу», стараясь заставить сердце биться спокойнее. Но оно не слушалось. Дина коротко вздохнула и пошла к дому…

Во дворе стоял уже распряженный Барбансон. Возле телеги возилась Саша.

Дина погладила Барбансона по шее, и он покосился на нее большим, добрым глазом. И вовсе он не сумасшедший.

— Не давай ему воды! — крикнула Саша Маринке, гремевшей где-то в чулане ведрами, — пусть остынет.

— А он уже остыл! — весело отозвалась из чулана Маринка. — Он спокойно шел. Он ничего не учудил. Правда, папа?

— Правда, — раздался мужской голос, и из дома на крыльцо вышел человек.

Он был высок и широкоплеч, с крупными, загоревшими до черноты руками. Он заслонил темной ладонью глаза от солнца и посмотрел зачем-то на небо. Может быть, его беспокоили облака над лесом. И Дина тоже посмотрела на небо, и снова ей вспомнилась Брыковка — там облакам почти всегда радовались.

— Папа! — это на крыльцо выбежала Маринка. — Папа! Это она! Это та самая, у которой здесь отец погиб! Ты ему скажи, Чижикова, как твоего отца звали. Ты скажи!

Человек спустился с крыльца и подошел к Дине.

Удивительно, знакомое, лицо увидела Дина! Она не сразу сообразила, где же, когда она могла видеть это лицо…

И лишь когда он, удивленный ее долгим молчанием, вопросительно поднял брови, и кончики их поползли вверх, к вискам, она вспомнила!..

Портрет на столике у них в комнате!

— Иван Чижиков! — вскрикнула Дина.

И еще одно слово пришло к ней и готово было сорваться с ее губ. То недосягаемое для нее, огромное, необъятное слово, которое она произнесла один раз в жизни, глядя на темную тень на стене кухни. Слово «отец»!

Но она не произнесла этого слова. Потому что он посмотрел на нее удивленным, долгим взглядом и покачал головой.

— Иван Чижиков? Нет. Такого в нашем отряде никогда не было.

* * *

Большой сильный человек сидел за столом в кухне.

Уже давно наступила ночь, погасили свет на улице и в домах, черно-синее небо давно уже мерцало звездами. Человек зажег керосиновую лампу и читал за столом газету. И на стену кухни упала большая черная тень.

В доме было тихо. Только громко тикал будильник на столе, торопясь напомнить о чем-то. Но, обгоняя его, еще сильнее билось Динино сердце.

Она лежала на печке и не спала.

Она думала: это последняя ночь. Не только в ее жизни. А вообще последняя. Завтра жизнь кончится. Как это случится, она не знала. Может, начнется землетрясение или атомная война. Или просто не взойдет солнце. Черная пропасть без неба и звезд обступила ее со всех сторон.

Он был в двух шагах от нее, ее отец. Это был он! Она не сомневалась.

Он предал их! Он не оставил им даже своей фамилии! Мать щедрее: она отдала ему свою. Он так и жил в их сердце под ее фамилией — Чижиков.

Если бы он только знал, как они с Андреем любили его! Как гордились тем, что он их отец! А он все отдал наглой девчонке с растрепанными косами!

Дина лежала неподвижно, глядя на черную большую тень на стене, и все отгоняла и отгоняла от себя одно и то же слово. А оно не уходило от нее…

— Папа!

Тень на стене всколыхнулась. Он заслонил ладонью глаза от света, удивленно посмотрел в ее сторону.

Нет, он был совсем не таким красивым, как на портрете! Может быть, потому, что молодость уже ушла от него.

Он встал, взял лампу со стола, подошел к печке. Свет ударил Дине в глаза. Она зажмурила их, но он продолжал смотреть на нее. Она прикрыла глаза ладонью, но он все равно смотрел.

— Уйдите! — попросила Дина, не отнимая руки от лица.

Он не ушел, тронул ее лоб прохладной ладонью.

— Папа? Ты чего? — громко и встревоженно спросил Сашин голос. — Ты чего, папа?

Саша вошла в кухню, на ходу натягивая на себя платье.

— У нее жар.

— Она вообще какая-то странная, папа! Она весь вечер смотрела на тебя. Я позвала ее ужинать, а она не пошла. Она сидела и смотрела на тебя.

— Уйдите! — снова попросила Дина.

Он отошел, но лампа продолжала светить прямо в глаза сквозь ладонь горячим ярким светом, обжигающим лоб и щеки.

Дина отняла ладонь от лица. Лампа стояла на столе, огонек ее был слаб и неярок, а лоб и щеки по-прежнему пылали.

Он стоял посреди кухни и тревожно всматривался в темноту, — туда, где была Дина.