Девочка из Ленинграда

— Ловко придумала! Таким лекарством на той неделе склады спалили! — Он схватил девочку за шиворот. — А ну, марш со мной!

— Дядечка, ей-богу, это лекарство! Отвар!

— Там в комендатуре разберутся!

Через несколько минут полицай ввел Раю во двор, уставленный машинами, мотоциклами. У стены, на привязи, немецкие овчарки.

Полицай втолкнул девочку в помещение и повел по длинному узкому коридору. За дверью одной из комнат Рая услышала немецкую брань, какие-то глухие удары и стон. «Допрашивают задержанных!» — догадалась она и почувствовала, как сжалось от страха сердце.

В конце коридора полицай втолкнул Раю в небольшую комнату. В ней за голым столом, на котором стоял лишь телефон, сидел дежурный капрал. Он сонливо посмотрел на Раю, потом вопросительно уставился на полицая. Тот, запинаясь и мешая немецкие, русские и кабардинские слова, объяснил, что задержал вот эту русскую с подозрительной жидкостью. Полицай тряхнул бутылкой.

— Айн момент! — сказал капрал и скрылся за дверью другой комнаты.

Скоро он вышел оттуда и, придерживая обитую войлоком дверь, крикнул полицаю:

— Битте!

Полицай втолкнул Раю.

За столом, накрытым зеленым сукном, сидел офицер с Железным крестом на мундире. Взглянув на задержанную, он недовольно поморщился, коротко бросил капралу: «Переводчика» — и снова уткнулся в бумаги.

Наступила томительная пауза.

Рая оглядела комнату. Она была большой, светлой. В простенке, между плотно зашторенными тяжелыми гардинами окон, висел в позолоченной раме портрет Гитлера. Фюрер был в простой солдатской шинели без погон и в картузе без кокарды. Его крупные, слегка деформированные и смещенные черты лица — что безуспешно маскировалось усами и челкой — казались вялыми, как это бывает после приступа у людей, страдающих истерией. И только глаза — крупные и чуть выпученные, — как бы все еще храня след взрыва бесноватого характера фюрера, недоверчиво косили.

На стенах висели карты Советского Союза, Кавказа, план Нальчика.

Рая повела глазами на полицейского: тот замер в стойке «смирно», держа в левой руке бутылку с отваром.

Кто-то вошел, щелкнул каблуками, проговорил на немецком языке:

— Имею честь… По вашему приказанию…

Рая узнала голос Слепцова.

— Допросить! — не отрываясь от бумаг, приказал офицер, кивком показывая на Раю.

Слепцов шагнул к столу и, узнав Раю, изумленно уставился на нее.

Рая ждала, что он сейчас повернется к офицеру и скажет, что произошла ошибка, что девочку эту он знает. Но Слепцов, покосившись на бутылку в руках полицая, строго сдвинул белесые брови, спросил стража порядка, где, как и при каких обстоятельствах он задержал русскую.

Когда полицай ответил, переводчик повернулся к Рае и так же строго потребовал рассказать, кто она и что за жидкость в бутылке.

Рая презрительно посмотрела в бесцветные глаза Слепцова. «Какой же ты жалкий трус и шкурник!» — мысленно произнесла она, резко отвернулась от переводчика и обратилась к офицеру на немецком языке:

— Господин начальник! Полицейский ошибся. Это не зажигательная жидкость, это лекарство!

Офицер вскинул голову, брови его удивленно взлетели на лоб.

— О, я слышу прекрасную немецкую речь! — Он повел рукой, как бы отстраняя Слепцова от допроса, откинулся на спинку кресла. — Слушаю.

Рая прижала кулачки к груди и всем корпусом подалась к столу.

— Понимаете… У меня тяжело болеет бабушка. Ей очень и очень плохо. Это лекарство я несу ей. Не задерживайте меня, господин начальник, отпустите. Мне надо торопиться.

Но господин начальник не торопился. Сложив руки на животе, он вертел большими пальцами, посматривая на девочку из-под тяжелых век.

— Господин начальник! Бабушка может умереть, если не принесу ей сейчас же!

— А что это за лекарство?

— Это… Это… — Рая никак не могла найти немецкое слово, обозначающее «отвар». Она растерянно смотрела то на офицера, то на Слепцова. Заметив, как насторожился фашист и как каменно-непроницаемым стало лицо Слепцова, Рая в отчаянии крикнула: — Не верите?

Она бросилась к полицаю, выхватила у него из рук бутылку, вырвала пробку и сделала несколько крупных глотков…

Это произошло так неожиданно, что сначала все остолбенели. Затем офицер беззвучно затрясся всем своим грузным телом, затянутым в мундир, и громко рассмеялся. Слепцов и полицейский, совершенно обескураженные, хлопали глазами и, видимо, чтобы поддержать начальника, тоже заулыбались.

Офицер вышел из-за стола, взял у Раи бутылку.

— Я дольжон па-авторить эксперимент, чтоб быть уверен! — Он ткнул горлышко бутылки в губы полицая.

Тот послушно открыл рот. Офицер опрокинул бутылку: светло-коричневая жидкость полилась, забулькала. Полицай не успевал глотать, захлебывался, задыхался. Отвар лился ему за ворот, обливал гимнастерку, полушубок…

Рая с ужасом смотрела, как убывает в бутылке. Вот уже в ней осталось меньше половины. Девочка бросилась к офицеру:

— Господин начальник! Оставьте бабушке!.. Бабушка умрет… — Она протянула руку к бутылке.

Офицер ударил ее по руке.

— Болван! Идиот! — рявкнул он на полицейского, когда бутылка стала пустой. — Вон!

Полицай выскочил из кабинета. Вслед ему полетела порожняя бутылка.