Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

Однако ж лето приносит и беспокойство — на каникулы приезжают Даниэль и Юхан.

Оба, разумеется, доведались, что я читаю Библию, и не могут меня не поддразнивать.

— Слушай, Сельма, — говорят они, — ты вот читаешь Библию, а известно ли тебе, куда отправился Иаков, когда ему шел четырнадцатый год?

— А ну-ка скажи нам, как звали отца Зеведеевых сыновей?

— А известно ли тебе, чем занимаются двенадцать апостолов в царствии небесном?

— А что скажешь про старушенцию, которая прочла всю Библию от доски до доски, а после объявила, что поняла каждое слово, кроме «аз есмь», «присносущий» и «усекновение»?

Но это в общем пустяки. Человеку выпадают испытания и похуже, когда он решил прочитать всю Библию, а ему только десять лет.

Папенька уже на ногах, одет, но по нескольку часов в день отдыхает, лежа на диване: его одолевают изнеможение и слабость, да и кашель никак не проходит. Он говорит, что, поди, никогда не станет таким, как прежде.

Папенька, маменька и Анна ездили в Филипстад на свадьбу маменькиной сестры, тети Юлии, но от этого ему не полегчало. Однако ж теперь маменька надумала, что он должен поехать на купания в Стрёмстад, ведь такими здоровыми, как тем летом, когда были там да купались, они не чувствовали себя ни раньше, ни позже. Я-то знаю, что ехать ни к чему, он все равно выздоровеет, как только я дочитаю Библию, но говорить об этом, понятно, нельзя ни под каким видом.

Может быть, сам Господь устраивает, чтобы папенька уехал, а я могла продолжить чтение.

Пока папенька не таков, как раньше, ему не говорят ничего, что могло бы его огорчить. Поэтому домашние не рассказывают ему, что народ думает, будто в тот раз, когда мы слышали на постоялом дворе проповедь Паулуса Андерссона из Сандарне, я обратилась и стала сектанткой.

Но ведь, может статься, он все равно доведается об этом, и что я отвечу, если папенька спросит, почему я читаю Библию? Лгать нельзя, но и правду тоже не скажешь.

По крайней мере, замечательно, что летние вечера такие долгие и светлые. Маменька приходит, слушает, как мы молимся, потом уходит, Анна засыпает, а я слезаю с кровати, сажусь у окна и читаю, читаю.

Папенька снова дома, и мы все очень рады, потому что он здоров и такой же, как прежде, до того, как поехал собирать налоги и ночевал на сырых простынях.

И у нас тут множество гостей, великое множество. Дядя Шенсон с Эрнстом, Класом и Альмой, и дядя Хаммаргрен с тетей Наной, Теодором, Отто и Хуго, и дядя Уриэль Афзелиус с тетей Георгиной, Элин и Алланом, и дядя Кристофер Вальрот, у которого нет жены.

Алина и Эмма Лаурелль тоже приехали, но не затем, чтобы начать занятия, а просто чтобы отпраздновать с нами 17 августа, когда папеньке исполнится пятьдесят.

Погода стоит чудесная, и смородины видимо-невидимо, и крыжовника, и вишен, и яблоки астраханские вот-вот поспеют. Все замечательно. Одно только неприятно: не успела я дочитать Библию. Почти до конца добралась, читаю Откровение, но когда столько гостей, весь дом полнехонек, невозможно найти местечко, чтобы хоть часок посидеть тихо-спокойно и дочитать Писание.

Впрочем, нынче маменька надумала после полудня повести всех на Стурснипан, полюбоваться прекрасным видом. Они ушли — и взрослые, и дети, — я одна дома. Мне тоже хотелось пойти, но маменька сказала, что для меня путь слишком далекий. За последние дни я, мол, очень много бегала да играла, и она опасается, что я сызнова начну хромать, как до поездки в Стокгольм и занятий гимнастикой.

Я охотно остаюсь дома, потому что думаю про Библию, и едва только все ушли, спешу в комнату при кухне и достаю книгу из полукруглого шкафа. Потом иду в сад, сажусь подле крыжовенного куста, ем крыжовник и читаю Откровение. И на душе у меня так радостно. Ведь скоро я закончу и никакие секреты мне больше не понадобятся.

Читая, я вдруг примечаю дядю Кристофера, а он, завидев меня возле крыжовенного куста, с большой дедовой Библией на коленях, направляется прямехонько ко мне. Я была совершенно уверена, что дядя Кристофер вместе с остальными ушел на Стурснипан, и ужасно пугаюсь, когда он подходит и спрашивает, что это я читаю.

Однако я отвечаю, что читаю Библию, а когда он интересуется, много ли я прочла, сообщаю, что прочла все подряд с первой страницы и аккурат сейчас читаю Откровение.

Дядя не говорит больше ни слова, идет прочь, но, по всему видно, едва сдерживает смех.

Сразу после его ухода я закрываю Библию, отношу в комнату при кухне и убираю в шкаф. Ясно ведь, как только папенька, и дядя Шенсон, и дядя Хаммаргрен, и дядя Уриэль вернутся со Стурснипан, дядя Кристофер непременно расскажет им, как набрел на меня, когда я, сидя возле крыжовенного куста, читала Откровение.

А рассказывает дядя Кристофер очень уморительно, так что все будут хохотать до упаду.