Девочка из прошлого

Зависаю в переписке с Анькой, лопая вишневый сорбет. Ммм, мой любимый. Она пишет, что устала, уже ждет не дождётся родов. Болит спина, ноги, голова. Короче, проще перечислить, что не болит.

— Малышка, можешь отвлечься?

— М?

— Можешь помочь, быстро перевести?

Пробегаюсь по тексту, ищу на телефоне пару незнакомых слов, и быстро перевожу. Так особо ничего сложного, обычное деловое письмо с согласованием визита и планом задач на предстоящую встречу.

— Хочешь сразу ответить?

— Сможем?

— Я хоть чем-то помогу. А то буду просто так сидеть.

Шутливо двигаю к себе клавиатуру и готовлюсь к набору письма. На самом деле, Давид тоже знает языки. Но больше на разговорном уровне и, как сам признался, печатает быстро только на русском и английском.

Мы так увлекаемся, что успеваем ответить на семь писем в режиме нон—стоп. Давид смеется, что я их переводчиков совсем без работы оставила.

От слаженной работы отвлекает стук в дверь. Входит молодой человек в квадратных очках и немного нелепо сидящем из-за худобы костюме. В руках у него папка с кучей разноцветных стикеров. Мужчины отвлекаются на разговор и изучение документов, а я, чтобы не мешать, пересаживаюсь за уже знакомый столик.

Пишу сообщение Тиме, спрашиваю, как у него дела. И увлекаюсь перепиской с ним.

— Соскучился по тебе. — Чувствую сильные руки на плечах. Откидываюсь назад и смотрю снизу вверх, любуюсь.

— Я же рядом.

Ловлю внимательный взгляд мужчины, он хмурится, прежде, чем начинает говорить.

— Всё, что сейчас происходит, для меня странно. Чувства, переживания. Так получилось, что я никогда не любил. — Давид невесело усмехается, садится на диван рядом и перетягивает на свои колени. — Мечтал, да. Тебе, наверное, смешно слышать такие откровения от взрослого мужика?

Нет, совсем нет. Я считаю, что все достойны быть любимыми. И все могут найти в себе возможность любить. Не всем везет. Но четко сформулировать мысль не могу, поэтому просто качаю отрицательно головой.

— Я никогда не мог подумать и представить, что встречу юную девушку и не смогу без нее дышать. А именно так с тобой происходит. Ты отошла, а мне уже не хватает прикосновений, запаха, голоса, взгляда. Когда ты появилась в моей жизни, я понял, что такое начать жить. Стал понимать своего отца, который с мамы пылинки всю жизнь сдувает. Стал понимать Егора, у которого сносит крышу, стоит Ксюхе не ответить на звонок... Мне не стыдно говорить о своих чувствах, хотя раньше я считал это розовыми соплями.

— А когда ты понял, ну что...?

— Что люблю?

— Угу.

— Не знаю. Оно само как-то. В больнице я уже четко знал это. Не сказал сразу, чтобы не напугать. А по итогу вышло...

— А я сначала тебя боялась, — говорю, и сама тянусь к его шее, хочу прижаться ближе.

— Почему? Я дал тебе повод?

— Нет. Да нет. Просто... ты был такой сердитый, чужой. Я ведь тебя вообще не помнила. Если честно, то я все полностью вспомнила только в тот день. Ну когда...

Давид резко прижимается к губам, начиная целовать. Руки ползут под комбинезон, заставляя вжаться в горячую грудь.

— Оставим всё это в том дне, малышка. — Смотрит на часы. — Как ты относишься к перекусу и совместить приятное с полезным?

— За. Только я есть не хочу. Хочу сок. А приятное что?

Улыбается.

— Вообще приятное всё. Ты же помнишь про праздник? — Кивок. — Нам нужно платье. И, — не дает возразить, прикрывая рот пальцами, — мы едем выбирать тебе наряд. Или я выберу сам. И никаких возражений. Угу?

Опускаю голову. Угу. Только мне неудобно это всё вот. А он никак не хочет этого понять.

— Са—а—аш, думай потише. Я тебе говорил уже, что у тебя есть мужчина, и всё, что происходит, пра—виль—но.

Глава 48.

— Мама просит, чтобы сегодня мы к ней заехали вместе. Что скажешь на это?

— Оу…

Пока всё, что удалось выдавить. Я и в перспективе боюсь знакомиться с его родителями. Это же вроде как серьезный шаг и все такое.

Да—да, а жить в одном доме, спать в одной кровати — так, игрушки в песочнице. До чего же все—таки противный у меня внутренний голос!

— Если мама просит, то нельзя огорчать. Но я все равно буду стесняться. А если она подумает, что я легкомысленная? — Наверное, лучше сразу озвучить Давиду свои сомнения, чтобы он подсказал, как себя вести. Ну хотя бы.

— А напомни, пожалуйста, для общего развития мне, в чем ты легкомысленная?

— Я с тобой живу! — Выпаливаю.

— Живешь. И это уже свершившийся факт. Мои родители современные взрослые люди. И они хорошо понимают, что жить вместе — не равно совершить преступление против человечества или осквернить память предков. Что ты там еще писала такое в тетрадке?

Смеюсь. Так и знала, что он не просто так листал мои конспекты и улыбался. Я правда в один вечер от безнадеги, что в голову нормальных мыслей не приходит, понаписала всякой чуши в ответ на вопрос.

— А если серьезно, то мои родители о тебе знают. Конечно, больничная палата не самое лучшее место для знакомства. Но сейчас вариантов нет других, пока маму не выпишут.

— А вот если я все—таки не понравлюсь, что ты будешь делать?

Давид тяжело вздыхает, съезжает на обочину и разворачивается ко мне: