Девочка из прошлого (СИ)

— Вот и отлично, ужин на столе. Отца дома ещё нет — говорит она.

Я завязываю фартук на талии, пока иду к своему месту на кухне, я люблю помогать матери на кухне. Она любит и умеет готовить, и как всегда гениальна.

— Я дома! — здоровается папа, когда заходит сразу после того, как я заканчиваю приготовление.

Мама, светясь, торопится в его раскрытые объятия и дарит ему нежный поцелуй.

— Ты рано?!

Он кивает, обнимая ее.

— Так и есть. Я закончил работу и не мог ждать ни секунды дольше, чтобы оказаться дома, с моими девочками.

— Ладно, ну, я пошла, — весело машу рукой — по ужинаю позже, приятного аппетита — целую родителей в щеку.

Что-то не давало мне покоя, но пока не могла понять, что именно.

Выйдя из ванной, я вытерлась и оделась для сна. Легла в свою кровать, выключила прикроватную лампу и внезапно, по какой-то странной причине, вспомнила мужчину, его взгляд не давал покоя.

Собираясь лечь спать, я услышала стук в дверь.

— Привет Арсения — в мою комнату вошёл брат — не спишь?

— Привет. Как дела?

— Отлично. Значит это правда, теперь ты прокурор? Но зачем? Наш отец прокурор и ты знаешь, как трудно ему бывает.

— Я стремилась к этому — Я обняла его, он обнял меня так сильно, что я не могла вздохнуть — Я очень хочу, чтобы ты мной гордился.

— Я люблю тебя, и горжусь — ответил он, когда отпустил меня — У меня была надежда, что ты бросишь свою идею, я готов был согласиться на адвоката.

Я засмеялась.

— Для адвоката нужно доброе сердце, я не могу защищать преступников.

— Так же как и отец.

Мы посмотрели друг на друга и одновременно вздохнули. Я не отступлю от задуманного, такая моя судьба и я приму её, чтобы меня не ждало в будущем.

Глава 2

Макс

Четыре года спустя

Я падаю прямо на цементный пол, прохлада обволакивает мои потные руки и разгоряченные плечи. Дмитрий на верхней койке строчит что-то в записной книжке. Пока я отжимаюсь, он полностью погружен в записи. Какого хрена он там пишет?

Я снимаю наушники и выключаю свой плеер. Я сажусь и вытираю лицо от пота. Дмитрий не предоставляет информацию за спасибо. И то, что меня держат с ним в одной камере, некоторого рода наказание. Он, конечно, опасный, но не для меня.

Парни внутри, как собаки. Они принюхиваются, как только видят тебя, и тут же решают, могут ли тебя нагнуть.

Когда ты в тюрьме, никому нельзя рассказывать свое личное дерьмо, иначе не выжить.

Дмитрий усердствует, чтобы стать лучше благодаря образованию, ну, или, попросту притворяется. Его можно понять. Если он будет продолжать в том же духе, то ему скостят срок и выпустят по УДО. Там, снаружи, у него есть семья, его мать все еще верит, что он невиновен.

У меня другая ситуация, что бы я ни сделал, мое пребывание здесь ничто не облегчит. Если тебя обвинили в убийстве троих парней с особой жестокостью, считай, тебе конец. Девять лет торчать в тюрьме. Это моя жизнь, моя реальность.

Арсения Валерьевна.

Прошло четыре года, я до сих пор её помню. Этот взгляд глубоко засел у меня внутри.

У нее миловидные черты лица, как у куклы или типа того, а каштановые волосы забраны в пучок, как у чертовой библиотекарши. Девочка слишком мала.

Она из того вида девушек, на которых никто не смотрит, но я посмотрел. Я видел, как она отвернулась. Представил, как сжимаю ее каштановые волосы в кулак и трахаю ее лицо.

«Я знаю, что ты наблюдаешь за мной, — подумал я. — Смотри внимательнее, детка».

Мне всегда говорили, что я привлекателен. И женщины. И даже мужчины. И я всегда ненавидел это.

В трюме есть все что тебе нужно. Всё лезут к тебе с вопросами, требуют от тебя душещипательную историю, нет у меня нечего и не было. Я никогда не раскрою свое прошлое, все равно мне никто не поверит, даже если я решусь рассказать.

Я опускаюсь на руки для отжиманий. Пять подходов по сотне раз, а затем приседания. Чертова тюрьма переворачивает естественный порядок вещей.

Я живу чувством падения. Иногда я просыпаюсь посреди ночи с поднятыми руками, защищаясь от того, чего нет. Уже долгое время никто не причинял мне боли, и я намерен оставить все так, как есть.

Я не могу находиться в четырех стенах, ненавижу потолки, а решетка… черт побери, у меня на нее гребаная аллергия.

Первую неделю я провел в психушке. Меня трясло и рвало. Хреновые времена. Тогда общественный защитник — он, кстати, был хорошим парнем — поднял шумиху по этому поводу, и меня перевели в психушку.

Правда, стало только хуже. Они все время накачивали меня лекарствами, я даже не мог ясно видеть, не мог остановить ночные кошмары. Больше, чем быть взаперти, я ненавижу быть под действием лекарств. Так что я реально работал над своей психикой, отрабатывал техники дыхания, разговаривал и тому подобное.

Дверь камеры открывается канвой стоит и смотрит на меня.

— Заключённый 5582, на выход — прогремел его голос.

Вот так вот, теперь у меня не имя, а четыре цифры.

Я встал и вышел из камеры лицом к стене. Обычное дело, множество раз это проходил.

— К тебе гости, в первые за четыре года — сказал он.

Я покачал головой и проговорил:

— Я никого не жду.