Что со мной не так? Пугает собственная смелость, моментальный отклик тела на ласки Давида. Хочу сказать в ответ, что тоже хочу его. Но стесняюсь и молчу. Он же чувствует меня? Значит, сам понимает, да? Борюсь со своими таракашками и провожу руками по спине Давида, переходя ниже. Прижимаю к себе, хочу еще ближе. Чувствую, как в очередной раз покрываюсь краской от смущения.
— Малышка, расслабься. Здесь только ты и я.
Берет мою руку и ведет ниже, кладет на свой… ой, мамочки! Оно такое огромное! Аккуратно провожу пальчиком, чтобы не сломать.
— Я читаю твои мысли, — шепчет Дейв, прикусывая мочку уха.
Направляет ладонь так, чтобы я обхватила пальцами его… Кажется, я забыла, как дышать. Такой горячий и тяжелый. Как бархатный наощупь. Глаза опустить и посмотреть я, конечно, не решусь. Давид неожиданно подхватывает на руки и несет в душ. Ставит в кабинку, заходит сам и настраивает воду. Душ мы уже вместе принимали, я не нервничаю. А зря… Потому что в этот раз мой мужчина распален до предела. Начинает настойчиво целовать, руками гладит все тело. А я вопреки разуму поддаюсь на все его движения. Вдруг подхватывает ногу под колено и врывается в меня одним толчком. Напрягаюсь, ожидая боли или неприятных ощущений, но он дарит такое блаженство, что меня разрывает на мелкие кусочки и выбрасывает в открытый космос. Как такое может быть?!
Давид догоняет меня с глухим стоном, сжимая в руках так сильно, что синяков наутро не миновать. И пусть! Хочу быть полностью его. Уже не представляю, как могла жить одна.
— Давид… — Обвиваю шею любимого руками, заглядываю в глаза. — Я, наверное, умру, если тебя не будет в моей жизни. Не играй со мной. Пожалуйста.
Не знаю, зачем и почему говорю ему эти слова сейчас. Но именно то, что я сейчас чувствую.
Мужчина серьезно смотрит в ответ, без тени улыбки произносит:
— Никогда, Саш. Ты та, о которой я мечтал, которую ждал всю жизнь. Это навсегда. Ты навсегда.
Берет мою руку и целует каждый пальчик. От значимости момента хочется заплакать. Закусываю изнутри щеку, а Давид стирает влагу с лица большими пальцами. Все — таки не справилась с собой, слезы потекли.
— Почему ты плачешь?
— Я… наверное, от счастья?
— От счастья надо улыбаться. — И начитает… щекотать меня. Отбиваюсь и хохочу. Говорила же, что сегодня какой — то вечер противоречий: слезы рядом со смехом. — Так лучше.
Намыливаем друг друга. И этот момент тоже отправляется в копилку памяти. В ней хранятся все значимые фрагменты наших чувств.
— Ты зеваешь. Устала, принцесса?
— Очень. Хотя думала, что выспалась.
Давид многозначительно улыбается и ничего не отвечает. Смывает с нас пену, заворачивает меня в полотенце и несет в кровать. Сил сопротивляться нет. Стоит голове коснуться подушки, как я проваливаюсь в сон. Где — то на периферии слышу, как Давид зовет Чака есть, как щенок пыхтит и прыгает с дивана. Да — да, диванчик для отдыха этот нахал облюбовал себе. Сначала ему понравилась подушка Дейва, но он наотрез отказался делиться.
Просыпаюсь от звука будильника. Внизу живота ощущаю небольшую тяжесть. С улыбкой вспоминаю вчерашний вечер. Думаю, что мне безумно нравится разговаривать с Давидом, комфортно с ним молчать, приятна его забота… но и это все мне тоже нравится. Очень.
В приподнятом настроении сбегаю вниз и готовлю завтрак. По кухне практически порхаю. Внутри множится энергия счастья и требует выхода, чтобы не взорваться. Это окрыляет.
Заспанный Давид спускается спустя двадцать минут, неся на руках хулигана. Подходит, чмокает в губы и смеется, что наш питомец разорвал подушки, пока Давид мылся. Ставит проказника на пол. Довольная моська и правда в чем — то белом, а в глазах четко написано: «Делал и буду делать еще».
— Это потому что ты со своей его прогнал, — смеюсь.
— Надо, наверное, кинолога пригласить? С какого возраста начинают заниматься?
Пожимаю плечами и обещаю днем изучить этот вопрос. Параллельно расставляю завтрак, быстро накладываю корм щенку, который всасывает завтрак быстрее пылесоса. Мне кажется, он его не жевал.
— Ты сегодня со мной или у тебя дела?
— Я вроде успеваю все делать и у тебя на работе.
Конечно, мне хочется ехать с Давидом. Находиться рядом двадцать четыре часа и не надоедает же. Даже и мало!
— Только мне приготовить надо. Ты же помнишь, Галина Ивановна к дочери уехала на две недели?
— Помню. Только к твоему празднику приедет. — Дергает меня на свои колени. — Может, доставку закажем, а?
А мне сейчас все равно: я вдыхаю любимый запах, прижимаюсь к горячей груди и слушаю стук сердца. Тук — тук — тук, стучит, как отбойный молоток.
— Или я поеду к маме, заеду за тобой. К полудню успеешь?
— Конечно! — Вскакиваю на ноги. — Все сделаю, и маме твоей сделаю запеканку. Она говорила, что очень хочет.
— Кстати, про маму. Когда ты мне собиралась сказать, что хочешь посадить эти… как их там? — Давид открывает смартфон, водит по экрану пальцем и читает, — бархатцы.
Мама ему рассказала и даже прислала?! Я в небольшом шоке.
— Я не то, чтобы хотела. Мы просто разговаривали про цветы, и я вспомнила, какие росли у бабушки. Они так красиво вдоль дорожки смотрятся.