Девочка из стен

Она вернулась с задней веранды в дом. С минуту постояла в библиотеке — одной из комнат, в которых удалось навести почти что самый настоящий порядок. Она пробежала глазами по книжным корешкам и вытащила с нижней полки попавший туда по ошибке потрепанный журнал. Мальчики не знали систему расстановки книг, и она предполагала, что еще пару месяцев будет на это незнание натыкаться. И вспоминать. Лора подошла к полкам, чтобы поставить журнал к остальной винтажной периодике и широкоформатным книгам, и заметила в красующихся под стеклом их с мужем дипломах отблески отражений: белые квадраты окон за ее спиной, напоминавшую натюрморт комнату и размытый женский силуэт, искаженно маленький, сдавленный серыми очертаниями библиотеки.

Несколько дней назад один из школьных коллег Ника сказал, что может отдать им старые наклейки на окна с логотипом охранной системы компании «ADT». Он считал, что так они отпугнут любого потенциального или решившего попытать удачу во второй раз нарушителя, сэкономив на ежемесячной оплате услуг охранной фирмы.

— Грабители выбирают самые не защищенные на вид дома, — авторитетно заявил Ник, когда они уже собирались ложиться. — Зачем тратить деньги, если можно их не тратить?

Лора спросила, не посвятил ли он своего приятеля в некоторые детали, каковой, например, было слабое стремление их вора к свойственным их воровской братии целям.

— И многим ты с ним поделился, Ник? — уточнила она.

Ник молча сел на кровать. В руках он теребил ключи.

— Не многим, Лора.

В тот вечер они не проронили ни слова, пока готовились ко сну. Но как только свет погас, Ник согласился купить премиальную систему безопасности.

Поскорее бы подчистую устранить нанесенный их жилищу ущерб — и Лора больше никогда не позволит даже упоминать тот вечер. Будто его и не было вовсе. Невредимый дом, невредимые мальчики, безопасность и сладкое забвение. Лора даже позвонившей днем маме не рассказала.

— У нас просто замечательное лето, — наврала Лора. — Жара — и столько дел! Сплошные ремонты. А у тебя как дела?

Система безопасности не станет таким уж кричащим напоминанием. Эту кнопку Лора хотела больше всего на свете — чтобы каждый вечер нажимать ее перед сном. Чтобы экран системы загорался синим и механическим голосом из рекламы, которую она видела в Интернете, громко на весь первый этаж сообщал ей: «Все двери и окна заблокированы!» Она хотела, чтобы эта система научила их дом говорить. Чтобы он уверил их, что бдительно следит за посторонними — а не за ними.

Лора вышла из библиотеки и замерла в дверном проеме гостиной. На диване, босые, в шортах, развалились ее сыновья. Они смотрели телевизор. Должно быть, Ник отпустил их отдохнуть от кипевшей наверху работы.

Она задумалась, не стоило ли в довесок запретить им смотреть телевизор. Они лишили Маршалла карманных денег, отобрали у него компьютер и приговорили обоих к ста летним часам семейно-полезных работ по дому, в которые не входила уборка и починка всего, разнесенного тем вечером, — но, вероятно, зря они в наказание не отлучили их еще и от телевизора. Лора терпеть не могла этот их вялый, сонный взгляд, какой они устремляли на давно засмотренные до дыр сериалы. Но, увидев их сейчас, она подумала, что эта летаргия на их лицах могла быть всего лишь плодом ее воображения. Теперь ее и в помине не было.

В них сквозила невыразимая настороженность, некая готовность: в том, как Маршалл не выпускал из пристроенной на подлокотнике руки пульт, в напряженной позе Эдди, который, казалось, вовсе не обращал внимания на неумолкающий телевизор. Зрелище было жутковатым и обескураживающим. Сходное чувство испытывает человек, нечаянно заметивший за собственной спиной чьи-то оскаленные в насмешке зубы. И давно ее мальчики стали такими? Может быть, Трауст — как же она ненавидела это имя! — что-то сделал с ними? Сказал? Угрожал? Или сотворил нечто, о чем они решили молчать? Нечто, навсегда выжженное в их памяти, нечто, что будет преследовать их в кошмарах всю оставшуюся жизнь? Или они всегда были такими, а она просто-напросто проглядела? Если бы Лора только могла, она прямо сейчас села бы между ними, прижала бы их к себе и забрала бы у них воспоминания, сделала бы так, чтобы вся их боль перетекла в нее.

Но она знала своих мальчиков. Знала, что они вырвутся из ее рук, ощетинившись частоколом локтей. Что они поделятся с ней своими мыслями только по собственной воле. Ей придется набраться терпения. Быть готовой к их сомнениям, к тяжкому молчанию, неожиданно повисающему посреди мимолетных повседневных бесед. Заботиться о них и, когда они наконец заговорят, выслушать их внимательно и беспристрастно. Она была их мамой. И ей было стыдно, что она до сих пор не заслужила их доверия.

— Эй, — окликнула она их, — позовите меня, если установщик справится раньше, чем я спущусь, ладно?