Девочка, хочешь сниматься в кино?

Она взяла у Инги парик и побежала вверх по ступенькам.

— До свидания, — сказал папа вахтеру.

— Здравия желаю, — отозвался вахтер.

— Папа, а что такое «сложная ситуация»? — спросила Инга, когда они с папой возвращались домой.

— Это когда трудно, когда не получается, — ответил папа.

— Ну и пусть не получается! — с вызовом сказала Инга. — Я вовсе не хочу. Не надо мне этого кино. Вика говорила: наверное, не выйдет. Она сносила туфли, пока бегала по улицам…

— А я знаешь о чем мечтал, когда ты «ела» зеленое яблоко? — Папа замедлил шаги и наклонился к дочке. — Придем мы с тобой в кино. Погаснет свет. И вдруг на экране — ты, Инга. И все будут смотреть на тебя, а я буду думать: это наша Инга.

Инга удивленно посмотрела на папу и сказала:

— Я буду есть зеленые яблоки, а все будут смеяться? Папа, я больше не пойду туда.

— Надо, Инга. Раз обещала прийти — надо. Никогда не следует подводить людей. Ведь люди работают.

Инга вспомнила Викины сношенные туфли и промолчала.

Когда Инга потом вспоминала Карелина, то почему-то улыбалась. Думала, что улыбалась из-за его бороды, которая кажется ненастоящей, а если дернуть ее посильней, то отвалится. Но дело было не в бороде, а в том, что у этого худого взрослого человека были мальчишеские глаза. Не помогают ни борода, ни очки, они и сквозь очки смотрят по-мальчишески. Очень смешно: взрослый человек с мальчишескими глазами. Но смешно только первое время. Потом смех проходит, и оказывается, что человек принес тебе облегчение. Чем? Как? Трудно ответить.

4

В этот вечер Инга снова вспомнила последний мамин день. Но не желтых девочек, не старушек, играющих половичком, и не дядьку со стеклянным глазом. Она вспомнила начало дня — солнечное утро. Осенний холодок, влетающий в комнаты в открытое окно. И — маму.

— Ой, я опаздываю! — воскликнула мама, входя в комнату. — Куда он девался?

Мама стремительно ходила по комнате, заглядывала во все уголки, она искала фонендоскоп — трубочки, которыми слушают сердце. Кажется, весь дом пришел в движение, мелькали окна, полки шкафов, стол, спинки стульев. Все предметы перемещались с места на место.

А Инга сидела за столом и спокойно тянула чай из блюдечка, время от времени откусывая от большого бутерброда. Папа прихлебывал чай из стакана, при этом он читал толстый научный журнал. И сопел.

— Ты вчера прослушивала меня, — сказал он маме.

Для него, молчаливого и немногословного, это была целая речь.

— В том-то и дело, — воскликнула мама, — я достала его из сумки.

И тут Инга соскользнула со стула и вышла из комнаты. Вернулась с фонендоскопом. Она держала его в руке, как пойманного ужа.

— Вот!

— Где он был? — радостно спросила мама.

— В ванной. Я вспомнила: видела, когда мылась.

— Как он попал в ванную?

Мама взяла из рук дочери находку и стала запихивать ее в сумку. А фонендоскоп не давался, выскальзывал, словно был живым существом и не хотел в сумку.

— Тебе надо попить микстуру, — защелкивая сумку, говорила она папе, — у тебя хрипы. А ты, — мама повернулась к Инге, — после школы разогреешь суп. Слышишь?

— Слышу, — отозвалась Инга.

Мама уже стояла у зеркала в белом медицинском халате и причесывалась. У нее были темные короткие волосы.

— И оставь свою привычку отдавать суп собакам. Слышишь, Инга!

— Слышу, — отозвалась дочь, откусывая от бутерброда.

— Я сегодня задержусь, — произнес отец, — у меня вызов к слону.

— Будь осторожен. — Мама кончила причесываться и отвернулась от зеркала.

— Да уж…

Мама надела поверх халата плащ, поцеловала дочь, махнула рукой папе и скрылась за дверью.

И сразу стало тихо, словно в присутствии мамы все предметы двигались, мелькали, а теперь замерли.

— Ты не отдавай суп собакам, — повторил папа, — лучше дай им сосиску.

— Я пошла в школу, — сказала Инга. — Пойдем?

— Да, да, — буркнул папа, захлопнув свой журнал, и вслед за Ингой зашагал к двери. Походка у него была неуклюжей. Он переваливался с боку на бок…

Инга помнила это утро наизусть. Словно оно повторялось бесчисленное количество раз, и девочка невольно запомнила его. Выучила.

Таким был последний день с мамой.

Иногда Инга просыпалась и в щелку видела, что в кухне горит свет. Тогда она вставала и шла на кухню. Папа сидел на табуретке и курил. Воздух в кухне был сизый от дыма.

— Ты почему не спишь?

— А? Не сплю? Я сейчас… зачитался.

— Где же твоя книга?

— Книга? Только что была здесь. Где же моя книга?

Инга брала отца за руку.

— Идем.

И он шел. А один все не решался. Без мамы он стал каким-то беспомощным.

5

— Эй, Инга! Инга!

Инга выходила из дверей школы, а внизу, на первой ступеньке крыльца, стояла Вика и сияла. От улыбки ее носик стал еще более широким. Руки Вика держала в карманах куртки, а ее кондукторская сумка на ремешке лихо свисала с плеча.

— Инга, что я говорила?!

Инга не помнила, что говорила Вика. Она так много всего говорила.

— Здравствуйте! — сказала девочка, подходя к Вике.

— Я говорила, что ты — личность? — спросила Вика, и Инга кивнула головой — так, на всякий случай, из приличия.

— Я говорила, что ты — талант?

Вика вбежала по ступенькам и стала трясти Ингу за руку.