Желание можно изгнать, но лишь на время, ибо оно все-равно вернется. Мудрость — находиться на вершине, холодной, одинокой и бесплодной, ведь никто так не бесплоден, как тот, кто видит суть вещей. А суть одна на все времена — все суета сует… проживи незаметно… будьте прохожими… Но ведь нельзя всю жизнь провести на вершине. Даже одинокая вершина уединяется не навек, даже гора спускается к долине и ветры вершины к низинам.
Vyyebu Лярву, приходит потрясающая идея. Пальцами, языком, на виду у матери. Получится славная парочка.
— Вот, японские купальщицы, пять букв, посредине «я». Вика, это «blyadi», что ли?
Обоссываюсь.
40. Аминет
Захожу в деканат. Баба Катя скучает над развернутой портянкой лекций. Сдаю ведомости, отчитываюсь за переработку, отбираю авторефераты, жалуюсь на жизнь — все как положено.
— Замуж тебе надо, — стращает баба Катя. — Замуж.
— Да кто возьмет такую, — кокетничаю. — Ну, буду обед варить, стирать, дети, не дай бог, пойдут, а умище куда девать?
— Да, — осуждающе смотрит, — мужики нынче умных не любят. И почему дуры все такие женщины? Кто у нас замуж первыми выскакивают? Хорошенькие отличницы? Нет, серые мышки.
— Угу, — соглашаюсь. — Какой же нужно быть умной, чтобы прикидываться такой дурой.
— А хочешь я тебя сосватаю? Парень работящий…
— Бизнесмен? — тоскую.
— Почему бизнесмен, — обижается баба Катя. — Говорю же — работящий. Китаевед.
— Так ему, наверное, гейшу надо.
— Гейши — в Японии.
Позевываю:
— Знаю, знаю, баба… ой… Екатерина Дмитриевна. Только… Китаевед и философ… Ох, и гремучая смесь! Хотя… Нефритовый жезл, янтарные ворота, у-шу. Интересно. Только, он, наверное, старый.
— Ты же его не варить будешь.
— А что, действительно старый? — прикусываю язычок. Баба Катя смотрит поверх очков.
Дверь распахивается:
— А у нас опять лекцию отменили! — сообщение предназначено временно отсутствующей Аминет. Баба Катя поправляет очки, превращаясь из ханумы в цербера, манит пальцем проколовшегося охломона. Загипнотизированный охломон бредет к столу.
— Какая группа?
— Четырнадцатая.
— У вас должна быть «Логика» в триста десятой. Евгений Викторович на месте.
— Там… там заперто… то есть, там замок сломался…
— И что?
— Ну… — охломон мнется. — В прошлый раз мы пришли… А дверь заперта… то есть сломана… Евгений Викторович ее подергал… то есть попытался открыть… Он правда пытался открыть! Но там с замком что-то… Он и сказал, что лекции не будет… и в следующий раз тоже не будет…
— Так, — мрачнеет баба Катя. — Я сейчас найду вашего… пре-по-да-ва-те-ля и попрошу слесаря открыть аудиторию.
— Все уже разошлись… — пищит охломон.
— Обзванивай по сотовому, и что бы все были на лекции!
— Угу…
Охломон исчезает.
— Вот козел, — в сердцах признается баба Катя. — Совсем лекции читать не хочет. Ладно, пойду слесаря в чувство приводить. Посиди здесь пока, хорошо? Аминет дождись.
— Не переживайте, все устроится, — говорю.
Через пять минут вплывает Ее Высочество Аминет Трахова. Дал же господь имечко! Она и научного руководителя под стать подыскала — профессор Блягуз Х.У. Даже страшно представить полную расшифровку его инициалов.
Расцеловываемся.
Объясняю про бабу Катю. Аминет слушает рассеяно.
— Ты что? Заболела? — интересуюсь. И правда — лицо бледнющее, прическа а-ля Анна Ахматова. Короче, не феноменолог, а истеричная поэтесса.
— Ну, можно сказать и так. Кажется, залетела.
— И не знаешь от кого?!
Аминет смотрит с укоризной:
— Почему не знаю? Знаю.
— Да, ты всегда была порядочной женщиной.
— Спасибо на добром слове, — грустит. — Слушай, давай по такому делу выпьем! А то совсем как-то паршиво…
— А тебе можно в твоем положении?
— Иди в pizdu!
Аргумент неопровержим. Достаем серебряные стаканчики, разливаем густую муть. Чокаемся и не закусываем.
— И как это случилось? — муть растекается по телу. Хорошеет.
— Как-как… Вот так, — Аминет показывает.
— Сама знаю такую технику, — махаю рукой. Стаканчик сам собой подпадает по струю. — Ты прелюдию давай, прелюдию.
— Была защита в Шарабанде у Кукселя. Бля… Бля… Бля-гуз, — с неизъяснимым наслаждением наконец выговаривает Аминет, — меня откомандировал. Зря командировал…
— Еще бы, — сочувствую.
— Ды я не об этом, — махает рукой. — У этого Кукселя что ни защита, то какое-то преждевременное семяизвержение. Соискатель дрочит, дрочит, но все не в ту сторону.
— Так ты с соискателем прямо на защите?…
— Не на защите. И не с соискателем.
Повторяем.
— Черных шаров не подкинули. Все похлопали и отправились водку пить. Сидели в Чинарах. Напротив примостился голубоглазик…
— Голубой? — уточняю.
— Еще от пидоров залетать не хватало. Нет, нормальный. Вылитый Ален Делон в молодости. Глаза у него… такие… такие… Ну, после ста грамм меня трудно не уговорить, а тут с первого взгляда поняла — это постель!
— А когда это случилось? — уточняю.
Аминет задумчиво смотрит в потолок: