Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле

Сентябрь сразу увидела течение, о котором говорил мистер Мапа. Быстрое, глубокое и холодное, совсем рядом с берегом, темно-фиолетовое на фоне просто фиолетовых волн. Видеть-то она его видела, но она по-прежнему всего лишь девочка по имени Сентябрь, и ей не обогнуть Волшебную Страну вплавь. Пустынный пляж тянулся далеко в обе стороны, и нигде не было видно брошенной лодки или плота. Она проделала такой путь, а теперь, из-за того что нет лодки, ее друзья должны томиться в темнице. Особенно Суббота, для которого нет ничего страшнее, чем оказаться в клетке, взаперти. И Аэл! Милый, огромный Аэл! В какой же камере они его там держат? Да еще и Темница начинается на Т…

Медлить нельзя – Маркиза в любой момент может прийти в ярость и разделаться с ними. Вряд ли она намерена назначить их на непыльные государственные должности в зимней пустоши. Надо думать, и думать быстро.

Сентябрь двинулась по серебряному, усыпанному самоцветами пляжу в отчаянных поисках настоящей древесины, чего-то, что может плавать. «Но ведь, – вспомнила она вдруг, – я уже видела дерево на пляже – на том пляже! Дерево и цветы, и каштаны, и желуди. Это же ненастоящие серебро и золото! Звервольф сказал, что это волшебное золото! Как в сказках, где продаешь душу за сундук жемчуга, а наутро сундук оказывается полон грязи и мусора». Сентябрь порылась в груде вынесенных на берег обломков и вытащила грандиозный серебряный жезл с наконечником из сапфира, похожий на ее давно растраченный скипетр, только гигантских размеров. Она подтащила его поближе к морю и столкнула в воду, чтобы провести эксперимент.

Скипетр поплыл, весело покачиваясь на волнах.

Сентябрь издала победный вопль и бросилась стаскивать в одно место длинные, размером с бревно, скипетры и выкладывать вровень друг с другом. Когда девочка закончила, солнце стояло уже высоко, и она обливалась потом от макушки до пяток. «Как же связать их вместе», – в отчаянии подумала она. На всем пляже не видно ни серебряных веревок, ни филигранных нитей. Трава в отдаленных дюнах, слишком короткая, острая и пушистая, ни на что не годилась. «Нет, только не это, – ужаснулась Сентябрь собственной мысли, – они же только что отросли! Наверняка можно найти что-нибудь еще». Но тут, словно подсказывая ответ, под руку ей попалась пара серебряных ножниц.

«Ну что ж. Раз так, значит, так».

Она руками вытянула волосы во всю длину, густые, тяжелые, уже совсем не красные и не отлетают прочь от прикосновения. Она не собиралась хлюпать носом. Подумаешь, волосы. В конце концов она их один раз уже теряла. Но то было колдовство, которое можно было расколдовать, а ножницы – иное дело. Так что, пока острые ножницы с легкостью отсекали волосы, она все же немного всплакнула. Так, слезинка-другая. Почему-то она предполагала, что будет больно, хотя, конечно, это было глупое предположение. Она насухо вытерла лицо, сплела из отрезанных волос множество тонких, но крепких веревок и перевязала ими сложенные вместе скипетры. Получился вполне приличный плот. Посередине она вклинила мачту – ведьминскую Ложку.

– Пиджачок, милый, мне очень и очень жаль. Ты был мне верным другом, но, боюсь, тебе придется изрядно промокнуть, так что прости меня заранее. – С грустью Сентябрь укрепила мачту длинным зеленым поясом от пиджака, а сам пиджак заткнула в щель, откуда могла поступать морская вода. Пиджак не возражал. Ему уже доводилось промокать насквозь. Зато ему очень понравилось, что у него попросили прощения.

Наконец все было закончено. Сентябрь гордилась собой, и мы тоже можем ею гордиться, потому что мне вот, например, никогда не удавалось так быстро изготовить лодку, и рискну предположить, что из вас, мои дорогие, тоже мало кто с этим бы справился. Не хватало только паруса. Сентябрь вспомнила, что говорила ей Алкали, мыльный голем: «Даже если ты снимешь с себя всю одежду, все равно ты сохранишь свои секреты, свою историю, свое настоящее имя… Обнажиться не так-то просто, знаешь ли. Раздеться и залезть в ванну еще не значит стать нагим. Ведь так ты обнажаешь только кожу. Лисицы и медведи тоже носят шкуру, и я бы не смутилась, если бы они ее сбрасывали».