Отец Рождество схватил штуковину, которую Кип назвал телефоном, и наугад сказал в неё:
– Привет?
Из трубки тут же раздался встревоженный голос Отца Топо:
– Что такое?
– О, привет, Отец Топо. Я просто проверяю, всё ли в порядке в Эльфхельме.
Старый эльф на другом конце линии прочистил горло.
– Всё ли в порядке? Конечно. Разумеется. Всё в полном порядке. А почему ты спрашиваешь?
– У меня возникла небольшая проблема с оленями. Мы не можем набрать нужную высоту. И барометр надежды выглядит не слишком, кхм, обнадеживающе.
Отец Рождество знал: барометр чутко реагирует на то, что происходит в мире эльфов или людей. Значит, либо там, либо там случилась беда. Или же не повезло обоим мирам.
Отец Топо неуверенно откашлялся.
– Не волнуйся, Отец Рождество. Всё у нас хорошо. Занимайся своими делами.
Вдали показались огни закутанного в туман Лондона.
– Ладно, Отец Топо, нам пора, – сказал Отец Рождество, когда сани начали снижаться.
– Вы уж там поаккуратнее! – попросил его седоусый эльф.
Отец Рождество посмотрел за борт. Он и забыл, какой Лондон большой. Бесконечные залитые лунным светом дома, церкви, змеящаяся между ними Темза… Казалось, город простирается до самого горизонта. Вдруг олени словно запнулись, сани тряхнуло, и желудок Отца Рождество совершил кульбит.
– Мы ещё не на Хабердэшери-роуд!
Блитцен обернулся и бросил на Отца Рождество полный отчаяния взгляд.
– Давайте, олени! Вы справитесь! Держитесь в воздухе!
Он посмотрел на альтиметр. Стрелка, задержавшись на отметке «ДОВОЛЬНО НИЗКО, НО ПОКА БЕСПОКОИТЬСЯ НЕ о ЧЕМ», шустро перебежала к «ОЙ, НЕТ, УЖЕ СЛИШКОМ НИЗКО. НАЧИНАЙТЕ ПАНИКОВАТЬ».
Отец Рождество судорожно искал, куда приземлиться. Место для посадки должно было быть просторным, ровным и скрытым от любопытных глаз. Идеально подошла бы какая-нибудь крыша, но где найти крышу таких размеров?
А потом он увидел.
Самый большой дом на свете.
У него была сотня окон, высоких и строгих, словно солдаты на карауле. И раз уж мы заговорили о солдатах, они там тоже были – стояли у ворот в чёрных бобровых шапках. Здание поражало своей величиной. Даже Мастерская игрушек не могла с ним соперничать. Оно было больше любого дома в Финляндии. И его крыша отлично годилась для того, чтобы спрятать там сани с оленями.
– Внимание! – крикнул Отец Рождество. – Заходим на посадку. Гроза, Блитцен, видите ту крышу? Правьте к ней. Остальные, поднажмите!
Но поднажать не получилось. Олени замедлялись, сани начинали клевать носом. Отец Рождество посмотрел вниз и увидел, что солдаты в бобровых шапках засуетились, вскинули ружья и целятся прямо в них.
«Бах!» – раздался выстрел. Мимо свистнула пуля.
«Бах!» – ещё одна пробила дыру в санях.
– Нет-нет-нет! – запричитал Отец Рождество. У него были две причины для беспокойства. Во-первых, он не хотел, чтобы его или оленей подстрелили. Во-вторых, если солдаты двигались, значит, и время больше не стояло на месте.
Теперь он обратил внимание, что жизнь в Лондоне течёт своим чередом. Кареты едут, лошади скачут, прихожане спешат на ночную службу.
Отец Рождество посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали Начало Ночного, но секундная стрелка уже бежала вперёд. Отец Рождество ударил по кнопке «СТОП», но это не помогло. Тогда он бросил взгляд на барометр надежды и увидел, что тот опустел.
– О-хо-хо, – вырвалось у Отца Рождество.
Вопреки стараниям оленей, сани стремительно снижались. Крыша приближалась, но была теперь слишком высоко. Отец Рождество уже видел, что они не долетят. Требовалось больше волшебства.
– Бубенцы, бубенцы, – запел он, – весело звенят…
Бах!
Новая пуля порвала бездонный мешок. Шоколадные монеты посыпались вниз, сверкая золотой фольгой.
– Звон идёт во все концы, саночки…
Отец Рождество крепко зажмурился и приготовился к удару.
Крах!
Вместо того чтобы налететь на стену, олени врезались в огромное окно. Щепки и осколки брызнули во все стороны.
– Гриб-вонючка! – вскрикнул Отец Рождество, влетая в окно вслед за оленями. Он и сам не знал, почему на ум ему пришло любимое ругательство пикси.
Бдыщ!
Несмотря на попытки затормозить, оленей занесло. Путаный комок рогов и копыт прокатился по мягкому узорчатому ковру и врезался в стол. Отец Рождество вывалился из саней и ударился о стену. Гигантская ваза на столике зашаталась, закачалась и наконец упала прямо на голову Отцу Рождество, разбившись вдребезги и усыпав его фарфоровыми осколками.
Затем раздался крик. Но кричал не Отец Рождество.
В гостях у королевы
– Альберт!
Голос принадлежал молодой женщине в белой ночной рубашке. Она сидела на большой кровати с балдахином в комнате с самым мягким ковром, на котором Отцу Рождество только доводилось валяться. А он в своей жизни повалялся на многих коврах. Кажется, до того как оленья упряжка влетела в окно, женщина читала что-то вроде журнала. Но Отца Рождество куда больше заинтересовало то, что было у неё на голове.
Корона.
Ослепительная, золотая, инкрустированная драгоценными камнями.
На голове у женщины, которая сидела в кровати.
Это могла быть только королева Виктория.