Девочка, которая спит. Девочка, которая ждет. Девочка, которая любит

– Но… но… это невозможно, – запротестовал парень и вытаращил на нас свой единственный глаз размером с чайное блюдце.

– А если представить?

Циклоп заметно напрягся, но, кажется, сумел поймать мысль за хвост и заговорил довольно бойко:

– Если кто приходит к Великому Жрецу со своей проблемой, то тоже сначала попадает в Зеркальный лабиринт. Если помыслы гостя чисты, а дело достойно ушей Великого Жреца, то лабиринт выводит его в круглую комнату с камином, и оттуда можно связаться с самим Жрецом. Если помыслы чисты, но дело не стоит внимания Великого Жреца, то посетитель бродит по лабиринту пару часов, пока не находит выход. Но если у него есть злой умысел, то он никогда уже не выйдет из Зеркального лабиринта.

Мы с Иолой обменялись взволнованными взглядами. Что это, очередная легенда или отражение шокирующей действительности, как с выходом из Черных Пещер?

– И что, были такие, кто совсем не выходил из лабиринта? – спросил я.

Циклоп испуганно засемафорил глазом по сторонам:

– У нас не принято обсуждать такие темы. Но говорят, что таких потом забирают из лабиринта и отправляют прямиком в Черные Пещеры, как потенциальных преступников. Ага, вот и больница!

– Спасибо, ты нам очень помог, – поспешно сказала Иола. – Надеюсь, ты добьешься того, о чем мечтаешь. В смысле, станешь ученым и повидаешь Жреца.

Впереди за грядой аккуратно подстриженных акаций показалось длинное одноэтажное здание с торчащей посередине высоченной штукой в виде креста с двумя рядами горизонтальных перекладин, и на каждой кто-то сидел. Немедленно две крылатые фигуры сорвались с перекладин и полетели к нам. К поясу биордов-санитаров крепились приспособления в виде носилок, и если Древние и были поражены при виде людей, то и виду не подали, стремительно, но осторожно перекладывая нашего раненого на носилки. И при этом выясняя у нас обстоятельства столь тяжкого ранения.

– Скажите, мы можем где-то тут посидеть? – спросил я. – Ну, с нашим другом?

Биорд, в чьих глазах все же плескалось любопытство, вежливо ответил, что в этом нет нужды: пациента немедленно увезут на операцию. Но мы могли бы подождать ее результатов в больничном садике. И санитары умчались. Мы распрощались со словоохотливым циклопом, который рассматривал нас напоследок так восторженно, будто хотел навеки запечатлеть в своей памяти.

Садик, больше похожий на просторную, обвитую вьюнком беседку, мы обнаружили перед зданием больницы. Здесь здорово все было продумано: и длинные кушетки с удобными изголовьями, на которых можно было даже вздремнуть, и негромкая музыка, словно шептавшая в уши, что все обязательно будет хорошо. Круглый столик с напитками и фруктами в центре. На одной из кушеток уже спал лотт, сложившись пополам, словно сломанная ветка.

Гнилой резиной потянулось время. Я не мог усидеть на месте и бродил туда-сюда, терзаясь мыслями о Тер-Андроле. А если его уже не спасти? Или он не сможет летать и вообще потеряет руку? И все потому, что связался с нами. Хотя если вспомнить про подводный туннель, то лучше все же, что связался. От волнения я машинально жевал фрукты и очень смутился, обнаружив, что сожрал все. Иола, все это время просидевшая на кушетке в обнимку с собственными коленями, сопроводила мой конфуз выразительным фырканьем. Но тут в беседку вошла неземной красоты медсестра-флэмм, толкая перед собой столик с новыми закусками, даже с бутербродами.

– Все в порядке с вашим другом, – ласково сказала она, глядя с сочувствием на наши измученные лица. – Он уже приходит в себя, можете повидать его. Я провожу.

Она осторожно разбудила лотта, вложила ему в одну руку бутерброд, в другую – стакан какого-то бирюзового напитка с соломинкой и заспешила обратно, призывно махнув нам рукой. По пути я пару раз споткнулся, потому что не мог оторвать глаз от ее скользящих движений и некоторых составляющих фигуры.

Палата, куда поместили нашего незадачливого попутчика, мало напоминала больничную. Скорее, еще одна затененная побегами плюща беседка с кроватью, рядом с которой высилась врытая в землю деревянная конструкция: я не сразу сообразил, что это насест. Не было всей этой пикающей аппаратуры и капельниц, на травмированную руку биорда не наложили гипс или повязку, зато ее покрывал густой слой малиновой мази. Но выглядел Тер-Андроль уже гораздо лучше, подмигнул нам круглым глазом и помахал здоровой рукой.

– Как вы, Тер-Андроль? – подбежала к кровати Иола.

– Летать буду, – улыбнулся тот, и мне сразу полегчало.

– Спасибо, ребята, – продолжал он. – И молодцы, что дождались, я боялся, что вы продолжите свой путь не попрощавшись. А я никогда не узнаю, как вам удалось вытащить меня из-за тех ужасных черных стен.

Видимо, последние часы жизни для бедняги растворились в забытьи.

– А что вы помните? – напряглась Иола, почуяв возможность что-то разузнать.